ружился страх кремлевских идеологов перед чехословацкими партийцами,

тогда одним из самых сильных коммунистических отрядов в Европе.

Зал столовой был Шилгану знаком; там проходила высочанская парт-

конференция, он был на ней как гость весной, в апреле. «Мы тогда оказались

рядом с Дубчеком. “Знаешь, – я говорил ему, – кажется, у нас не все в порядке,

противники реформ слишком суетятся, и мне это не нравится”. – “Что же ты

хочешь? – отвечал Дубчек. – До съезда надо выдержать, потом они уйдут. А

если попытаются устроить в партии путч, мы их уберем, не дожидаясь съез-

да”. Он имел в виду Биляка, Индру, Ленарта. Мы стояли рядом и говорили,

глядя в глаза друг другу».

К десяти утра в столовой собралось больше 800 делегатов. По обыкно-

вению, из представителей областей выбрали президиум. Делегаты расска-

зывали, как в городе за ними охотятся, ищут место сбора; на территорию за-

вода в любую минуту могут войти войска. «Нас большинство, у всех на руках

мандаты, этого достаточно, чтобы провозгласить наше собрание съездом

партии». «Прежний ЦК по уставу уже не действует, сегодня нет другого по-

литического центра, готового взять на себя ответственность», – слышались

голоса. Шилган поддержал: «Мы имеем право объявить себя съездом и из-

брать новый состав Центрального Комитета». К одиннадцати часам был из-

бран президиум и рабочие комиссии, вести съезд поручили Венеку Шилгану.

Зал принял обращение к народу, потом к коммунистическим, социал-

демократическим, рабочим партиям мира.

В зале сидели известные в стране люди, в их числе Зденек Гейзлар, Ми-

рослав Галушка, Эдуард Гольдштюккер, Иржи Пеликан, Ян Прохазка, Фран-

тишек Водслонь, Божена Махачова, Иржи Ганзелка, Мирослав Зикмунд… Да-

вали выступить каждому, кто хотел, но не более двух минут; никакой исте-

рии, только по делу. Выходившим за регламент с мест кричали: «Долго гово-

ришь!» Обсуждали предложения, возвращали тексты на доработку комисси-

ям, возникавшим тут же. Угроза появления чужих войск требовала самодис-

циплины; все были, как скалолазы, связанные одной страховочной веревкой,

и надо карабкаться выше, поддерживая друг друга.

Опыта справляться с таким перенапряжением чувств, с таким объемом

страстей, быстро меняющихся, перетекающих одна в другую, ни у кого не

было. Появлялись делегаты, добиравшиеся издалека; на улицах, говорят,

полно танков, бронетранспортеров, на площадях горят костры. Не поспева-

ют только словаки, многих задержали на границе Словакии и Моравии; они

ищут обходы, но военные повсюду. В городе ожидались массовые обыски и

преследование сторонников реформ. Шли разговоры о планах советского по-

сольства создать «рабоче-крестьянское правительство» и «революционный

трибунал». Участники съезда – сотрудники чехословацкой безопасности –

советовали звонить домашним: уничтожать записи, нежелательные для чу-

жих глаз. Ганзелка дозвонился до дома, попросил жену и бабушку (ее маму)

спуститься в подвал, найти в шкафах кое-какие письма, сжечь их.

«Нужна была связь с миром; на соседнем заводе радиопередающих

устройств рабочие помогли быстро собрать аппаратуру. Пришли люди с

чешского радио Камила Моучкова и Гонзович (не помню имени), стало воз-

можным слать телеграммы, общаться с другими странами. Потом офицеры

КГБ будут недоумевать, как нам удавалось говорить, с кем хотели, когда они

перекрыли все линии связи. Они просто не знали: железнодорожники предо-

ставили съезду ведомственную связь; обычно по ней передают транспорт-

ную информацию, но для нас сделали исключение, и наши сообщения пошли

в Германию, и Францию. Со Словакией я говорил по линии связи энергоси-

стемы. Через пару фраз я спрашивал: “Ты меня понял?” – “Понял”. – “Могу

продолжать?” – “Продолжай…” Я ничего в технике не понимал, но вокруг бы-

ли рабочие, и все получалось. Скоро в столовой оборудовали настоящую ра-

диостудию, и можно было выходить в эфир прямо из зала заседаний. Рабо-