— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил Грюнд.

Хуго Эккенер заслонился ладонью от бьющего в глаза света.

— Нет, не думаю, что вы способны мне хоть в чем-нибудь помочь.

— Может, у вас какие-то проблемы?

— Да.

— У всех есть свои маленькие секреты, командир; у кого благородные, у кого постыдные. Даже у героев.

— Я не герой, — ответил Эккенер.

— Во всяком случае, мне кажется, в глазах нашего народа вы останетесь им ненадолго.

Грюнд с самого начала подозревал, что Эккенер имеет какое-то отношение к этому делу с нелегалом. И полицейский твердо вознамерился достичь вместо одного сразу двух результатов — разоблачить Эккенера и найти его подопечного.

— Ну, так расскажите мне, что вы скрываете, командир.

— Я не герой, — снова пробормотал Эккенер.

Голос его дрожал.

Вдруг рядом с ним раздался звон разбитого стекла.

Макс Грюнд направил фонарь вниз, к ногам Эккенера.

Там лежала разбитая бутылка. Вино вытекло на пол, замочив подошвы Эккенера, который держал в руке другую бутылку. Казалось, он с трудом стоит на ногах. В воздухе явственно запахло вином.

Грюнд состроил брезгливую гримасу.

— Хороши же они — эти старые герои!

— Я не…

Но Грюнд перебил его:

— Так вот он — ваш секрет. Какое счастье, что наступает время новой Германии, и ее кумирами не будут старые алкоголики, которые прячутся по углам, чтобы напиваться!

Он обвел фонарем винную кладовую. Ванго затаился в темноте, за полками. Грюнд плюнул на пол, отвернулся и начал спускаться по трапу, огорченный потерей добычи, но крайне довольный своим открытием. Досье Эккенера с каждым, днем отягощалось новыми компрометирующими фактами.

— Я не герой, — повторил командир, который, шатаясь, спускался за ним.

Так Хуго Эккенер заплатил своей честью за свободу Ванго.

Прошло два часа, а беглец все еще сидел в темноте, ожидая таинственного сигнала. Конец веревки он обвязал вокруг пояса. В цеппелине стояла тишина.

Ванго так и не покинул свой тайник. Здесь не были слышны даже двигатели. Только баллоны с водородом легонько терлись о брезентовую обшивку, отчего ее швы чуть поскрипывали. Судя по всему, время шло к полуночи.

А внизу Эккенер, проведя пару часов в одиночестве, зашел в кают-компанию, где еще сидели, невзирая на позднее время, несколько пассажиров. К нему подошел капитан Леман.

— Командир, мы и так потеряли массу времени, огибая Францию. Я не понимаю, почему мы все еще летим к югу.

— Я ведь уже говорил вам, капитан: мы идем этим курсом, чтобы отблагодарить доктора Андерсена за то, что он спас жизнь нашему повару.

— Я очень сожалею, — воскликнул Андерсен, — я вовсе не хотел…

Доктор Андерсен как раз и был тем стариком с эспаньолкой, чьи глаза так внимательно изучали все вокруг.

— Но вы же мечтали увидеть Стромболи. Значит, вы его увидите!

— Я…

— Доктор, разве вы не мечтали увидеть вулкан?

— Да, разумеется, командир, но…

— Вы слышите, капитан, он об этом мечтает.

И в самом деле, доктор Андерсен был крайне любознателен, он питал жадный интерес ко всему на свете; целой жизни не хватило бы, чтобы удовлетворить это любопытство. И если бы сегодня ночью ему предложили проверить, плоская ли Земля на обоих полюсах, он согласился бы не раздумывая.

Нет, капитан Леман отказывался понимать своего командира.

В десять часов вечера, к моменту, когда дирижабль должен был круто повернуть на запад прямо над Сардинией, Хуго Эккенер приказал держать прежний курс на юг, чтобы подойти ближе к вулкану Стромболи. Этот странный каприз был настолько несвойствен доктору Эккенеру, что Леман просто терялся в догадках. Как раз перед этим он застал его за чисткой подошв своих ботинок. И вдобавок, выйдя из туалетной комнаты экипажа, Эккенер оставил после себя запах вина, крайне обеспокоивший капитана.

— Но тогда мы прилетим в Бразилию с восьмичасовым опозданием! — умоляюще сказал он.

— Леман, я приказываю вам выполнять мое распоряжение.

Цеппелин довольно долго летел в заданном направлении; наконец один из пилотов вошел в кают-компанию и доложил:

— Внизу Стромболи, командир.

Те из пассажиров, кто еще бодрствовал, были приглашены в рулевую рубку, чтобы увидеть это чудо природы.

Вулкан называли маяком Средиземноморья. На протяжении многих тысячелетий он извергал пламя один-два раза в час. Это багровое зарево Стромболи, высотой около тысячи метров, было хорошо видно издали, в ночной тьме.