— Что ты имеешь в виду под тем, что он тебе нравится? — спросила я, мой голос был пропитан надеждой, что моя подруга, наконец, остепенится.

— Воу, притормози, Николас Спаркс. Я имею в виду, мне нравится член. И я даже дала ему прозвище. Хочешь его услышать?

— Ради любви ко всему хорошему в мире — нет.

— О, я собираюсь сказать тебе.

— Фей, — я вздохнула.

— Толстяк Мэтти, — сказала она, ее волчий оскал стал шире.

— Знаешь, что, такими вещами тебе не нужно делиться со мной. Никогда.

— Я говорю, что две жареные сардельки в сложенном виде похожи на Толстяка Мэтти. Это почти, как если бы бог сарделек наконец-то услышал мои молитвы. Помнишь Мизинца Питера и Необрезанного Ника? Ну, это намного лучше! Толстяк Мэтти — земля обетованная для сарделек.

— Я серьезно, рвота поднимается из моего желудка. Так что, пожалуйста, перестань говорить.

Она засмеялась и притянула меня ближе к себе.

— Черт возьми, я скучала по тебе. Итак, что скажешь? Нам следует направиться в наш постоянный притон?

— Оу, определенно.

В то время, как мы прошли несколько кварталов, Фей заставляла меня смеяться постоянно, и я задавалась вопросом, почему так долго оставалась далеко. Может быть, часть меня чувствовала себя виноватой, зная, что, если бы осталась здесь, я бы постепенно начала чувствовать себя лучше, но сама мысль об улучшении ужасала меня. Но именно тогда смех ощущался как то, что мне действительно необходимо. Когда я смеялась, у меня было не так уж много времени для слез, а я так устала плакать.

— Странно быть здесь без Эммы, — сказала Фей, сидя на качелях на игровой площадке. Мы были окружены бегающими и играющими детьми, их родителями и нянями, в то время как мы качались на качелях. Один ребенок посмотрел на нас, как будто мы были ненормальными, качаясь на детской площадке, но Фей быстро крикнула ему:

— Никогда не расти, малыш! Это проклятая ловушка!

Она была такой забавной всегда.

— Итак, как долго у вас это с Мэтти? — спросила я.

Фей покраснела.

— Я не знаю, может, месяц. Или два.

— Два месяца?

— Может, семь. Или восемь.

— Восемь? Как? Мы говорили каждый день. Как это не всплыло в беседах?

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Ты через столько прошла со Стивеном, ты знаешь? И мне казалось своего рода бессердечным говорить с тобой о своих сексуальных отношениях, — Фей никогда не была в отношениях, но она была профи в сексошениях. — Мои проблемы такие маленькие, твое же… — Она нахмурилась и энергично остановила качели, оставив меня висеть высоко в воздухе. Было мало моментов, когда Фей была серьезной, но Стивен был ей как брат. Они воевали и препирались больше, чем другие кровные братья и сестры, которых я когда-либо встречала, и они так сильно заботились друг о друге. Она практически представила нас друг другу в колледже. Они были знакомы с пятого класса и были лучшими друзьями. Я, на самом деле, не видела, как ее глаза становились грустными, но я была почти уверена, что это случалось часто. Я, вероятно, жила в собственном мире отчаяния, упуская тот факт, что моя лучшая подруга также потеряла своего некровного брата. Она прочистила свое горло и натянуто улыбнулась. — Мои проблемы такие маленькие, Лиз. Твои не такие.

— Я хочу, чтобы ты могла сказать мне все, что чувствуешь, Фей. Хочу все знать о диких секс-вечеринках, на которых ты бываешь. Кроме того, нет ничего в твоей жизни, что было бы незначительным. Я имею в виду, ради Бога, посмотри на свои сиськи, — она дико засмеялась, откидывая голову назад. Когда Фей смеялась, вся Вселенная чувствовала ее счастье.

— Я знаю! Такие сиськи не шутка!

— Мне, вероятно, следует вернуть тебя на работу до тех пор, пока тебя не уволили, — предположила я.

— Если он меня уволит, ему придется нанять свои синие шары.

— Фей, — покраснела я, оглядываясь на людей, смотревших в нашу сторону. — Тебе нужен фильтр.

— Фильтры для сигарет, а не для людей, Лиз, — пошутила она. Мы пошли обратно к кафе, держась за руки и шагая в нога в ногу. — Я рада, что ты вроде вернулась назад, Лиз, — прошептала Фей, положив голову мне на плечо.

— Вроде вернулась? Что ты имеешь в виду? Я здесь. Я вернулась.

Она посмотрела на меня с понимающей улыбкой.

— Еще нет. Но очень скоро ты будешь здесь, кексик.

То, что она могла видеть мою боль под внешней оболочкой, было непостижимо. Я притянула ее поближе к себе, уверенная, что не смогу отпустить ее в ближайшее время.

Элизабет

— Лиз, ты, похоже, совершенно обнаглела, если уехала вместе с Эммой и даже не соизволила позвонить и сообщить мне об этом! — мама ругала меня по телефону. Мы с Эммой вернулись в наш дом два дня назад, а мама позвонила мне только сейчас. Это случилось либо из-за обиды, что я уехала, оставив только записку, либо потому, что она сбежала из города с каким-то незнакомцем и только сейчас вернулась домой.