Рядом с площадкой был невысокий холм. Я повел полковника туда, усадил на траву, предложил располагаться поудобнее, даже распустил ремень на руках. А потом, используя металлический шарик Настиного кулона, как дополнительный раздражитель, приступил к делу. Степанцов не сопротивлялся. От того, что его авантюра провалилась и от неминуемости наказания за своеволие, он впал в ступор. Это только облегчало мне задачу.

Нужно было ввести полковника в третью по глубине стадию гипнотического состояния. Приходилось применять вербальный метод, потому что невербальный, хотя он и был более быстрым, я не мог использовать: негде было взять темную комнату с неожиданным ярким светом или какой-нибудь гонг. Очень бы пригодилась минимальная доза мемофара. Но ампулы остались в Чечне, у взорванной ракетной шахты.

Удалось. Степанцов был гипнабелен до предела. Он отвечал на вопросы, сидел с открытыми глазами и не реагировал на прочие, кроме моего голоса, внешние раздражители. Дальнейшее было уже просто. Когда через пятнадцать минут человек на склоне холма проснулся, это был уже прежний Хромов. Его сознание поменялось с сознанием Степанцова и снова стало хозяином своего тела.

Полковник заворочался на траве, подергал связанными руками, недоуменно уставился на меня.

– Какого черта?

Я понимал, что эксперимент мой удался, но нужно было на всякий случай проверить, не прикидывается ли Степанцов. Поэтому быстро спросил:

– Вы как, Александр Николаевич, при памяти?

Он закряхтел.

– Башка трещит, а так ничего. Что со мной было?

– Об этом потом. А сейчас быстро вспомните, какой вопрос я вам задал,

когда мы встретились в Чечне?

– Сейчас... Ну, ты про мою руку спросил, не болит ли?

– Правильно! А где мы первый раз увиделись?

– В поезде, в Ростове.

– И как я представился?

– Смирнов Олег... Юрьевич. Да что за допрос?!

– Все в порядке, теперь все в порядке. Давайте, я вам руки развяжу.

– А зачем связал?

– Похоже, вы еще не совсем в себя пришли. Не помните, что на базе было? Когда мы за оружием отправились?

– Погоди, погоди... Так. Мне нужно было кое-что сделать. Степанцова придержать, если он в себя придет. А потом... Нет, не помню.

– Вас выключили и в мозг засунули сознание Степанцова, - вступила подошедшая Настя.
– Как вы, дорогой наш?

– Настенька! Вы же знаете, что при виде вас у меня всю хворь как рукой снимает!

– Точно, он!
– рассмеялась девушка.
– Кроме Хромова некому комплимент сказать бедной сиротке.

В двух словах я объяснил полковнику ситуацию. Он обрадовался тому, что все получилось, как задумывали, и весьма опечалился тем, что теперь у него имеется еще и чужое сознание. Значит, придется постоянно себя контролировать, чтобы не дать Степанцову вернуться и стать хозяином тела. Я утешил тем, что со временем возможен если не распад чужого сознания, то поглощение его хозяйским. В чем-то, несомненно, Хромов изменится, но незначительно. Так что пусть не горюет.

Мы стали решать, куда девать бомбы. То есть, стали решать мы трое. А у Хромова сомнений не было.

– Все бомбы здесь? Великолепно! Садимся и поехали!

– Куда именно? В Москву?

– С ума сошли, что ли - такую гадость в город везти? На базу!

– Опять в подземелье?
– испугалась Настя.

– Ни в коем случае! У нас своя база имеется.

– Александр Николаевич! Пришло время сознаваться. У кого - вас?

– Ну, как сказать...

– Прямо и откровенно. Мы уже знаем, что вы были внедрены в ряды заговорщиков. Раз уж прокололись - давайте начистоту.

– Совсем начистоту не могу, - твердо сказал Хромов.
–  Права не имею. Только намекнуть. Я не армейский офицер.

– Понятно. ФСБ или как вы там сейчас называетесь?

– Не совсем, но что-то вроде. Главная наша задача - не допустить в стране масштабных потрясений. Хватит уже лодку раскачивать. Все должно идти тихо и плавно. Обойдемся без революций и путчей.

– Ну что же, и то хлеб, - вздохнул я, понимая, что большего я из Хромова не вытяну.
– Нам что делать?

– Со мной поедете.

– И у вас работать будем?

– Это вряд ли. Подозреваю, что и мне в отставку предложат уйти. Кому нужен человек с раздвоенным сознанием? А к вам доверия не будет, потому что бывшие хозяева в любой момент могут попытаться задействовать своих брейн-спасателей. Мало ли что им в голову взбредет!

– Так их что, не арестуют?

– Каким образом? Кассета с записью совещания на базе осталась. Доказательств участия в путче депутатов у нас нет, а без них мы бессильны депутатская неприкосновенность и все такое прочее. Демократия.

– Выход какой-нибудь имеется?
– деловито поинтересовался Стас.
–  Сразу заявляю - стреляться от безысходности мы не будем!

– Зачем же такие крайности?! Лучше всего вам уехать. Да подальше. Не навсегда, на время.

– Смеетесь? Где мы средства для путешествий возьмем?