– Ну, очевидно, твоих не будет.
– Она поднимает одну бровь, и у меня пылает лицо.

Особенно, когда она добавляет:

– И ты должен учитывать, все может быть по-другому. Но так или иначе, ты в настоящее время одет как солдат из Сил Бури. И они знают, что мы здесь.

Я очень, очень, очень, очень, очень ненавижу ее за то, что она права.

Я также ненавижу, как ужасно у меня горят щеки.

И определенно не буду вольной птичкой в этих вещах.

– А что насчет тебя?
– спрашиваю я, когда ныряю за какие-то сундуки и борюсь со своим пальто.

– Я переоденусь, если мы найдем другого Буреносца... или обнаружим шкаф с одеждой. Но теперь, когда ты в униформе, у нас все будет хорошо. Если мы увидим кого-нибудь, то притворимся, что я - твоя заключенная.

– Для этого потребуется много актерского мастерства.

– Будем надеяться, что не придется. Как ты там? Нужна помощь?

– Даже не думай об этом. Ты просто волнуешься о голом мальчике... и возможно хочешь прикрыть его платочками Райдена.

Я появляюсь минуту спустя, в зудящей ткани и жалея, что мои новые штаны настолько более обтягивающие, чем мои другие, я едва могу запихнуть вещи из моих карманов. :

– Мы должны связать его, чтобы он не вышел отсюда, как только проснется?

– Это не будет проблемой.

Возможно, то, что она говорит противоестественно спокойно, заставляет меня бросить взгляд на Буреносца и понять, что проект, заставляющий его замолчать, перекрывает его рот и нос.

– Прежде чем ты выйдешь из себя, - говорит Солана, вытягивая руки, будто успокаивая бешеного пса, - помни, он предпочел служить Райдену. Он заслуживает того, что с ним происходит.

– Не этого.
– Я хватаю свой кинжал и пытаюсь освободить его, но мой сильный удар оставляет всего лишь царапину на разрушенном порыве.

К тому времени, когда я понимаю, что должен воспользоваться его черным ветрорезом, холодный, дребезжащий звук отзывается эхом в его груди, и он как-то затихает.

– Ты не должна была убивать его!
– говорю я... едва не забываю, что нужно шептать.

– Он бы убил нас! А что если бы он сбежал? Что если бы он привел их обратно в эту комнату, чтобы подкараулить нас? Это наш выход. Мы должны скрыть его. Вот почему Астон сказал, что я должна быть за все в ответе. Он знал, что я буду единственной, кто может сделать жесткий выбор.

– Это не был «жесткий выбор», это было убийство!

– Нет, это война... и потише, или ты убьешь нас.
– Она отворачивается от меня, одергивая платье, и я замечаю, что у нее дрожат руки.

Когда она оглядывается назад, в ее глазах читается мольба, чтобы я отпустил это.

Но также там есть что-то еще. Та же вспышка наркомана как в прошлый раз, когда она позволила силе боли взять над собой верх.

Даже мой Западный щит соглашается, переключая свою мелодию на песню о предателях.

– Нам нужно продолжать двигаться, - шепчет она.
– Мы издаем слишком много шума и двигаемся слишком медленно. Если мы сейчас не вызволим отсюда Гаса и Одри, то уже никогда этого не сделаем.

Я знаю, она права.

И какая-то часть меня знает, что это не ее ошибка. Это отвратительная сила, постепенно ломающая ее.

Но я не могу быть частью этого.

– Вот как это будет, - говорю я, двигаясь к двери.
– Это моя миссия, и с этого моменты мы будем действовать по моим правилам.

– Ты действительно думаешь, что сможешь провести нас через это?

– Нет, но я надеюсь, что ветер может. Это не обсуждается. Мы делаем это по-моему... или мы расстаемся. Твой выбор.

Солана вздыхает:

– Посмотрим, сколько времени это продлится.

Я чувствую себя довольно хорошо, когда беру ситуацию под свой контроль, пока мы не доходим до двери, и я не понимаю, что она снова заперта.

– Я могу открыть ее...
– говорит Солана.

«Предатель»,- шепчет мой Западный.

«Тогда есть какие-нибудь блестящие идеи?»- спрашиваю я ветер.

Я ожидаю, что он споет своего рода неопределенную мелодию о сопротивлении искушению. Вместо этого ускользает через трещины и открывает замок.

Солана широко распахивает глаза, также как и я, когда дверь открывается.

Возможно, четвертый язык может убрать силу боли, в конце концов.

Глава 24. ОДРИ

Наконец у нас начало получаться.

Медленно.

Но получаться.