Шрифт:
– Брин?
– позвал Кеннет и, оглянувшись, я обнаружила, что он сидит на моей кровати. Его обычная улыбка исчезла, а глаза стали темными.
– Сколько времени ты здесь находишься?
– спросила я.
– Достаточно долго, - сказал он, словно я знала, что это означало, и встал, чтобы подойти ко мне.
– Все хорошо?
– Я не знаю, - призналась я, неуверенная, что могла в данный момент лгать. Кажется, это выходило за пределы моих возможностей.
– Я просто убила человека.
– Я знаю.
Я подождала удара сердца, прежде чем добавить:
– Я никогда никого раньше не убивала.
Это было гораздо проще, чем я ожидала. Отнять жизнь, казалось, было гораздо сложнее, но мой меч пронзил его так, как пронзил бы какую-то вещь. А потом он умер.
Была тяжесть, которой я не ожидала. Никакие тренировки или уверенность, что я поступила правильно, не могла изменить это чувство. Человек был жив. Теперь нет. И в этом виновата я.
– Ты выполнила свою работу, как должна была, - сказал Кеннет.
– Вот почему я пришел сюда. Поблагодарить тебя за спасение жизни моего брата.
– Король в порядке?
Я пыталась взять себя в руки, понимая, что у меня были обязанности, которые нужно выполнять. Я была следопытом. Я тренировалась много лет, чтобы делать то, что только что сделала. Мне просто нужно пережить шок от всего этого.
– Да, он в порядке, благодаря тебе.
– Кеннет улыбнулся.
– Микко просил передать тебе его благодарность, и я уверен, позже он сделает это лично. Он подумал, что тебе, вероятно, понадобится время, чтобы прийти в себя.
– Нет, все хорошо.
– Я провела пальцами через запутанные влажные волосы и, повернувшись, отошла от Кеннета к окну. Был все еще белый день, и нескольким лучам удалось пробиться сквозь темную воду.
– Сделаю все, что им нужно, чтобы я сделала.
– Нет необходимости делать что-то прямо сейчас.
– Кеннет медленно, чтобы соответствовать моим замедленным движениям, последовал за мной и остановился сзади меня.
– Король дал тебе свободный вечер, чтобы ты делала, что тебе нужно.
– Но разве не нужно провести расследование?
– Я повернулась к нему лицом.
– Король, Каспер и Бэйль занимаются этим прямо сейчас, - заверил меня Кеннет.
– Ты сможешь присоединиться к ним завтра. Но сейчас, по-моему, тебе нужно отдохнуть.
Я покачала головой:
– Я в порядке. Мне не нужно отдыхать. Я должна выяснить, что происходит.
– Брин, отдыхай, ты это заслужила.
– Кеннет казался утомленным, вероятно, устав от попыток убедить меня, что нужно больше жить, чем работать.
– И силы Эгира, ты заработала это.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Кеннет был так близко, что снова смогла ощутить его аромат - пьянящий аромат моря и свежесть дождя и льда. От него пахло водой во всех ее формах, так прекрасно и успокаивающе.
Не задумываясь, я наклонилась к нему и прижалась головой к его груди, а он обнял меня и прижал к себе.
– Мне очень жаль, если я слишком настойчив.
– Его слова приглушались моими волосами, когда он говорил.
– Просто этот дворец иногда может быть таким одиноким. Но я не хочу от тебя ничего, что ты сможешь дать.
Я сильнее прижалась к его груди.
– Ты пахнешь домом, - прошептала я, слишком поздно понимая, что моя неспособность лгать, так же проявлялась в неспособности подбирать слова. Слова вылетали без колебаний.
– Но не как дом, в котором росла я.
– Это запах воды, который ты чувствуешь, - объяснил он, его слова затерялись в моих волосах.
– А вода - твой дом.
Дом. Это были последнее слово, которое эхом отозвалось в моем мозге, когда я провалилась в сон на эту ночь.
Глава 24. Тревога
Я ничего не помнила из своих снов, но не могла избавиться от чувства страха. Сидела в своей постели в странной темной комнате дворца вся в холодном поту и задыхалась, не понимая, почему я так испугана.
Кеннет ушел после того, как я заснула, и это было правильно. Но я скучала о комфорте его присутствия и поняла, что, несмотря на все мои лучшие намерения, я считала теперь Кеннета своим другом.
– Брин?
– Каспер осторожно открыл дверь в мою спальню и заглянул.
– Ты проснулась?
– Ага.
– Я выпрямилась и воспользовалась одеялом, чтобы вытереть пот со лба.
– Да, ты можешь войти.
– Ты в порядке?
– спросил Каспер. Мои страдания, очевидно, были заметны даже в темноте.