– Чуть руку не сломал, дед Вадик! – сказал Жека то, что явно хотел услышать старик.

– Ну так! – сделал горделивую гримасу дед Вадик. – Я же еще мощный дуб!

Бросив влажную куртку в кресло и оставшись в одной светло-голубой футболке с надписью «Developer NYC», Жека повернулся к смотревшему на него деду Стасу. По худобе тот бы посоревновался с узниками концлагерей – впалые щеки, выпирающие ключицы и проступающие из-под майки ребра. Поредевший ежик недавно мытых волос делал деда похожим на маленького ребенка. Жека вгляделся в его блеклые, с суженными от регулярных героиновых приходов зрачками глаза, рассмотрел в них искру узнавания, произнес:

– Привет, дед, – и взял его за высохшую (а когда-то тяжелую, ударит – никакие бабки не отшепчут, в мозолях и с заусенцами на пальцах) руку бывшего солдата и токаря–фрезеровщика, русского со странно доставшейся ему фамилией Раппопорт.

– Привет, Жека, – произнес дед Стас.

– Как ты?

Дед Стас улыбнулся одними глазами, подернутыми дымкой.

– Да вроде сегодня ничего… – голос у него был слабый, а у глаз и рта собрались морщины.

– Смотрю, ты молодцом. Гостей принимаешь.

– Да вот, Ванька, черт, пришел. Предлагает выпить…

– Чего там, полста молдавского коньячка! Для здоровья – самое оно! – оживился дед Вадик. – У меня дома бутылка открытая есть! «Черный аист»! Племяш привез из Кишинева. Сбегать?

Жека улыбался, стараясь не обращать внимания на то, что дед назвал старого друга Ванькой. В последнее время он не всегда узнавал даже его, Жеку, так что сегодня для него хороший день.

– Хана тебе, Вадик! Мат в три хода! – вспомнил Жека, как объявлял сопернику дед Стас, сидя за шахматной доской в небольшом скверике в пяти минутах ходьбы от дома.

Окружавшие доску и игроков мужики начинали галдеть, обсуждая перспективы партии, а дед Вадик лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. И иногда находил, ходов через двадцать ставя мат другу. Заканчивалось все тем, что толпой шли выпить «по кружечке» к ларьку у самого «Степана Разина».

– Пиво – дерьмо, но свежее дерьмо, – говорили то один, то другой.

– А где сиделка? – спросил Жека у деда Вадика.

– Сисястая-то эта? На кухне, с Ольгой треплется. Она Ильича покормила, да мы ее выгнали – чего ей тут нас слушать?

– Правильно.

– Я бы тоже лежал бы и болел, если об меня такими титьками терлись, – мечтательно закатил глаза дед Вадик, потом посмотрел на друга. – В наше время, если бы какая-нибудь краля так оделась, ее бы дружинники в милицию отправили и там заперли бы на пятнадцать суток… Жека, не знаю, как вы, парни молодые, с ума не сходите – вот увидел такую и не поймешь, проститутка она или на День рождения к подружке вырядилась. И – ну это мне Егорка, внук мой, рассказывал – пригласил ее на первое свидание, даже цветов не принес, а она ему все равно дала. А вроде приличная. Вот пацан и думает теперь – шлюха она или просто он ей так понравился, до беспамятства. «Я ваша вся, сударь», бля… – дед Вадик не то засмеялся, не то закаркал, наставил на Жеку подрагивающий палец. – Я понимаю, почему ты еще не женился.

Жека подумал и сказал:

– Ну, я тут встретил одну… Наверное, женюсь.

– Молодец! На свадьбу-то нас с Ильичом пригласишь?

– Куда же без вас и без баяна?

– Слышал, Ильич? Еще на свадьбе с тобой попляшем.

– Что за девушка? – спросил дед Стас. – Не та, что к Игоревне из Орла приехала поступать в институт?

Жека подумал, что все-таки не зря он покупает нооджерон деду. Иначе откуда эти всполохи и просветления у него в голове? Хотя внучку Инессы Игоревны с третьего этажа он не видел пару лет. Встретившись с глазами деда Вадика, Жека понял, что деду Стасу уже говорили, что внучка Игоревны либо провалилась при поступлении и уехала домой, либо вышла замуж и улетела в Америку, либо еще что-то.

– Куда нашему Жеке до нее, Ильич, – похлопал дед Вадик по руке друга. – Я же ругал его тогда, говорил: «У тебя голова соображает. Книжки читаешь. Иди в институт».

«Институт», – подумал Жека и вспомнил, как его и Флюгера в шестом классе Культура, их классная руководительница, за какое-то хулиганство заперла в кабинете и нещадно, куда попало, избила мешком из-под сменки. Тяжело, со всхлипами дышала и приговаривала при этом: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» А в мешке (дело было перед зимними каникулами) у Флюгера лежали хоккейные коньки, на всю жизнь отбившие у Жеки охоту к учёбе.

– Так нет, Жека же у нас дворовый пацан, – продолжал дед Вадик. – Звезда гетто, мать твою… Как, кстати, мать?

Жека бросил на него косой взгляд и коротко покачал головой.

– Понятно, – вздохнул дед Вадик. – Паскудная девка она все-таки.

– Кто? – не понял дед Стас. – Жекина невеста? Так ты не торопись жениться-то, приглядись.

– Вот и я о том же, – подмигнул дед Вадик вставшему Жеке. – Иди лучше эту за сиськи помацай. Не откажет, небось, работодателю? – и опять не то засмеялся, не то закаркал.