– Это в твое дежурство случилось, ведь так?

– Ну да, – кивает Павел. – Но я уже разговаривал с твоими коллегами, в тот же день, прямо на смене… Сигареты нет? А то свои дома оставил.

Марк достает из пачки сигарету и протягивает охраннику. Тот кивает и, сунув ее в рот, чиркает одноразовой зажигалкой.

– И ничего подозрительного в свою смену не видел?

– Видел, – хохочет Павел и с удовольствием присовокупляет к сигарете глоток «Балтики». – Главврач в больничке подозрительный, недавно новый «порш» купил, явно не на один оклад… А так – никого и ничего. Машины на территорию пропускаем только служебные или по пропускам. В пятницу вечером таких почти не заезжало, только на выезд, в субботу их было еще меньше. Через «вертушку» – посетители к больным, суббота же, выходной. Самый день такой… Даур, подожди, – дергает он поводок, пес недовольно скулит.

В арке темно, из освещения – тлеющая сигарета и отраженный от мокрого асфальта и от заполненных водой мелких неровностей в тротуаре свет прячущегося за углом фонаря. Марк видит только бледный контур лица собеседника – как непропеченный пирог, на поверхность которого кинули глаза–чернослив. Выражение лица Павла скрадывают тени, но охранника выдает какая-то нотка в голосе. Марк улавливает ее спинным мозгом, шестым чувством, что осталось у него от старой работы.

– Думаю, нечем мне тебе помочь, – говорит Павел. – Извини… Пойдем, Даур…

Марк дожидается, пока Павел поворачивается к нему спиной. Его рука бесшумно вытягивает из-под куртки пистолет. Новопашин, коротко размахнувшись, сильно бьет охранника рукояткой ТТ в затылок. Удар не в полную силу – у Марка нет цели проломить ему голову. Оглушенный Павел падает на землю, полупустая банка с пивом отлетает на несколько шагов и неуклюже катится, выпавшая изо рта сигарета тухнет. Охранник ошарашено вертит головой, пытаясь подняться. Фокстерьер с лаем рвется с поводка, пытается укусить Марка, но тот сильно пинает его ногой. Удар попадает под ребра, пес с воем отскакивает в сторону, нацеливаясь напасть на обидчика.

– Убери собаку, а то сейчас пристрелю ее! – говорит Марк Павлу. – Убери, сволочь! – он во второй раз бьет ногой ринувшегося в бой фокстерьера.

Глядя на оружие в руках Марка, охранник лихорадочно наматывает поводок на руку, подтаскивает пса к себе.

– Тихо, тихо, Даур, – держа собаку за ошейник, говорит он. – Фу!

Фокстерьер пытается достать Марка даже из неудобной, заведомо проигрышной позиции. Его неистовый лай бумерангом эха разлетается по арке. Смелый пес. Но, интересно, был бы он таким смелым, если бы знал, что держит в руке Марк?

– Говори, что было на самом деле, – произносит Новопашин. – О чем не рассказывал патрульным. Или замочу твою собаку. Считаю до трех. Раз!.. Два!..

Он специально считает быстро, не давая охраннику опомниться, подумать, осознать, что происходит. Метит в слабую точку любого собачника.

– Погоди! – почти кричит Павел. – Он-то тут причем?

Не слушая, Марк прицеливается из пистолета в голову пса. Охранник делает движение, пытаясь убрать фокстерьера с линии огня, спрятать за себя. Даур упирается мощными лапами. Павел накрывает его голову своей рукой, словно она у него из бетона или кевлара и пуля не пробьет ее. Или, может быть, он думает, что Марк не выстрелит?

– Был вечером в пятницу человек! – выкрикивает Павел, глядя на ствол ТТ. – Мать твою, был! Я его не записывал!

– Что за человек? – Новопашин опускает пистолет.

Павел продолжает держать лающую на Марка собаку словно ребенка.

– Я откуда знаю? Пришел вечером, сунул в лицо мусорскую ксиву. Сказал – типа, по секрету – что органы ведут расследование махинаций руководства больницы. Я же говорю, что Рудольфыч взял «кайен» не на зарплату. Коп попросил не записывать его в журнал. Мало ли – поднимется шум раньше времени. Сказал, что осмотрится на месте. Минут двадцать спустя вышел… Все-все, дружище, – успокаивает охранник фокстерьера.

– Почему не рассказал об этом, когда обнаружили… – Марк запинается. – В морге…

– А что рассказывать? – удивляется Павел. – Ты серьезно? Думаешь, пришел мент – дай-ка я топором поиграюсь? Вы лучше маньяка ищите!

– Как его зовут, запомнил?

– Да я и ксиву-то не разглядел.

– А как выглядит?

– Ну…

Минуту спустя Марк, убрав пистолет под куртку, выходит из арки под дождь. Проезжавшая мимо машина заглушает лай так и не успокоившегося Даура.

Усаживаясь в «бэху», Новопашин испытывает целую гамму чувств. Удивительно, но самое сильное из них – голод. Он не понимает, как он может думать об этом сейчас, но его мысли только о еде. Когда он ел последний раз? Не помнит. Точно не сегодня. Кокаиновая диета. Надо закинуть что-нибудь в топку желудка. Все равно что. Подойдут любые калории. Марк вспоминает о небольшой грузинской кафешке неподалеку. Одно из многих в этом районе заведений с кавказской кухней. По выходным туда ходят обедать грузинские семьи с детьми и стариками, еда вкусная и недорогая, а официантки предупредительны, но неулыбчивы и строги как княжны.

Есть только одна опасность – призраки. В первый раз Марка привела в это кафе Алька. Она через раз брала тут пиросмани, смеялась и говорила, что название блюда больше похоже на модный итальянский фэшн-бренд. Ладно, в случае чего у него есть, чем отпугнуть призраков.

– Добрый вечер, – говорит Марк на входе официантке – лет тридцати пяти грузинке с красивым, но уставшим лицом.

– Добрый вечер, – без улыбки кивает та, ждет, пока Марк садится за ближайший свободный столик, и, подавая меню, предупреждает. – Мы скоро закрываемся.