На шляпу Эскера, пьяно спикировав, шмякнулась стрекоза. Сгонять насекомое дознаватель не стал.

Но прежние времена, жадно и зряшно хватая ртом воздух, потонули в болотах прошлого, вместе с последними всевластителями мертвых. Именно тогда и создали Круг, упрятав все знания под ключ, в хранилища, куда Эскера и его коллег по должности пускали дозировано и в рамках специализированного обучения. Но ведь упрятали, не уничтожили.

Что имеем в итоге?

Ничего хорошего.

Магистр знает больше, чем говорит? Наверняка. Причастен к проклятью? Вряд ли. Зацепка, нужна зацепка. Не зацепище, так хоть зацепочка.

Порыв ветра принес аромат выпекающейся сдобы. Сдобы щедро умащенной корицей.

Конъюнктивит повел мордой - из-за лысого пригорка седой прядкой взвивался дым.

Мерин ускорил ход, обогнул обделенный травой пригорок и остановился. Дознаватель спешился. И удивился.

Небольшой домик, стоящий посреди сада, желтел соломенной крышей и выглядел тем сусальными умилением, каковое обычно рисуют на картинах отчаянно отдаленные - во всех возможных смыслах - от деревенской жизни художники, чье знание сельского быта ограничено разовым ношением купленным по случаю лаптей и вялой, окончившееся руганью и сорванной спиной, попыткой вытянуть из колодца ведро с водой. А сад... Сад цвел. Красными языками маков, благоухающими сладостью бутонами сирени, белыми цветочками молодой вишни. Наливался соком крыжовника и оранжевыми точками облепихи, выглядывающих из-за плотных зеленых листков.

Сад цвел. Сад пах. Сад дышал и жил.

В мертвой груди Лопухов билось живое сердце.

Домик распахнул дверь и навстречу примеривающемуся к кусту с клубникой Конъюнктивиту вышел обещанный Актуриусом свидетель. Последний житель бывших Лопухов. Единственный выживший.

Свидетель держал перед собой поднос со свежеиспеченными булочками и двумя чашками чая. Неспешной походкой в развалочку - чашки дребезжа запрыгали по подносу - свидетель доковылял к простенькому столику, стоящему под березой. Поставил поднос на стол. Покряхтел, кое-как распрямил спину, стянул с головы платок, высвобождая белый пружинистый одуванчик волос. Повернулся к Эскеру.

У стола стояло ровно два плетеных стула.

Дознаватель откашлялся. Свидетель оказался куда древнее ожидаемого.

А еще оказался не свидетелем, но свидетельницей.

Слепой.

Застарелая катаракта, определил Эскер. Хрупкая скрюченная старушка неожиданно ловко выдала книксен.

С морщинистой шеи, аккурат поверх ношеного перештопанного сарафанчика, свисал медальон на серебристой цепочке. Малютка-сапфирчик в самом центре перемигивался застенчивым голубым огоньком.

Конъюнктивит с графской чопорностью принялся уминать клубнику.

– Почетного гостя милости прошу к столу пройти!
– мелодично прошелестела старушка, отточено приземляясь на один из свободных стульев.

Эскер не возразил. Подошел, поклонился, не сводя глаз с медальона. Свидетельница ухмыльнулась на все оставшиеся зубы.

– Это вы верно, сударь магик, определили, куда смотреть-то. Глазищ то все-равно что нет.

Медальон излучал чары. Ритмичные, как рысья поступь и столь же осторожные. Заряженный камень служил обладателю глазами - вернее, глазом - и... чем-то еще. Эскер мысленно нажал на медальон - легкий магический толчок, не более, едва заметное сканирование.

Старушка расправила скатерку.

– Садитесь, господин дознаватель, умащивайтесь. В ногах правды нет.

– Как нет ее и выше.
– ответил Эскер, присев , наконец, на стул.

Мерин переключил аппетит на крыжовник.

– Большую честь оказываете дряхлой немощной бабушенции, господин дознаватаель.
– бодро крякнула дряхлая немощная бабушенция, решительно двигая к Эскеру чашку с чаем. От фарфоровой, кичливо расписанной розами, чашки валил пар и пахло мятой.

Эскер отхлебнул. Верно, мята. И чуть-чуть меда

– Судары...

– Ой, сударыня, пф!
– старушка хлопнула в ладоши.
– Сударь магик, ну какая я сударыня! Ксаной меня зовите, всю жизнь свою Ксанкой была, ею и помру.

– Ксана.
– Эскер сдержанно улыбнулся. Медальон его беспокоил. Но давить магией дальше означало ставить под угрозу саму его целостность. Ослеплять уже и так слепую он не имел никакого желания.
– Так понимаю, вам обо мне сообщили?

– Нисколечко не угадали, сударь магик! Это все вот эта штука - Ксана ласково погладила сапфир.
– Давний подарок. И глазами служит и знать дает, если по мою душку кто наведаться собирается.

– И кто же, позволю поинтересоваться...

Слепая рассмеялась.

– Так думаю, та, из-за которой весь шабаш и пошел! Та, что повесила над остроухими проклятье, их с дерьмом и волосьями скушавшее. Та, про которую только я рассказать могу. Не ошиблась, господин дознаватель?

Эскер не спешил с ответом. Взял с подноса булочку, откусил, прожевал.

Предполагаемого подвоха в булочке не было. Как не было его и в чае.

Не было, но должен был быть.

Магия теперь чувствовалась не только в самом медальоне, она пропитывала сад, избушку. Вкрадчиво присутствовала в воздухе. Ничего угрожающего, ничего... конкретного. Магия ждала. И наблюдала.