– Я буду рядом. Я тебе не позволю, Сев. Это не… не он. И никогда им не станет.

– Может… как тогда. Наследие? Вдруг Балт… ОН родится снова? Мерлин, как я этого хочу!

– Это не он, - повторил Малфой.
– И никогда им не станет. Принюхайся к его магии. Это обычный ребенок, хоть и очень сильный. Гарри Поттер, тот, из прошлого-будущего, ставший нашим… ставший ИМ, в полтора года отразил Аваду. Посмотри на этого Гарри. Он и от простого Ступефая… Нет, любовь моя, это просто Поттер, вспомни, как гордилась Лилит тем, что ее отпрыск – человек.

Северус еще раз взглянул на смуглую мордашку и, вздохнув, поцеловал его в лоб:

– Добро пожаловать домой, Гарри. Никаких чуланов, никаких злобных теток и толстых кузенов, - припомнил Северус кое-какие моменты из показанных когда-то Балтазаром воспоминаний о жизни его в роли Поттера.
– И в Хогвартсе я тебя не оставлю. Ради… ради него. Памяти… - он судорожно вздохнул и отогнал болезненные воспоминания о смеющихся зеленых глазах.
– Делли, вы с Дро можете возвращаться, спасибо вам.

– Но, сир! Мы можем помочь…

– Мы справимся сами, Делли. У Дродана скоро новый контракт, мне Балт… мне стало известно об этом. Живите своей жизнью, а мы… должны привыкать рассчитывать только на себя. Я бы, конечно, не отказался от Мастера рунной магии, ритуалистики и меча, но позже. Нужно сначала встать на ноги. Оправиться. И чем раньше мы наглотаемся дерьма, тем раньше выплывем.

– Сир… нет таких слов, способных… мне очень, очень жаль.

– Не плачь, Делли. Ничего уже не поделаешь.

Он еще раз взглянул на ребенка, подавил на корню трусливое желание отдать его на воспитание, пока не поздно, и вызвал няньку-домовуху.

– Каппи, это Гарри. У тебя теперь трое воспитанников.

– Каппи любить маленький хозяин, - поклонилась та.
– Он сильный. Он будет красивый и здоровый, как…

– Ни слова больше. Не смей говорить о Господине. И остальным передай. Не желаю больше о нем слышать, поняла?

– Каппи понять. Хозяин плохо. Хозяин больно. Каппи сказать. Каппи заботиться о маленький Гарри.

– Вот именно. Иди.

Эльфиня исчезла вместе с ребенком.

– Это пока все, - нарушил тяжелое молчание Люциус.
– Нам пора заняться делами.

Все вышли, кроме задержавшегося Дродана. Крупный орк сурово посмотрел на принцев и сказал, тщательно подбирая слова:

– Ваши Высочества, я простой орк, этикетам не обучен, может, что не так скажу, да вы не серчайте на меня. Много хорошего я от Высшего вашего видел, за эльфа моего благодарен ему, опять же. Вижу, что больно вам, да вот дитятки да мамки их не виноваты ни в чем. Не моего скудного ума дело, а все живое ласку любит. Любви заслуживает.

– А мы, Дро?
– вдруг отозвался Люциус.
– Мы не заслуживаем любви?

– Так вы ж друг у дружки есть. Ежели еще и это потеряете, пропадете совсем. И вы, и женки ваши, и дитятки. Простите, коли что не так. Через луну-другую пришлю вам мага боевого. Знакомец мой хороший. Он, конечно, Мастером вам не станет, тут Магия решать будет, а вот перенять у него есть что.

– Спасибо тебе, Дро, - вздохнул Северус.
– Всегда рады будем видеть вас в нашем доме.

– Да и вы, ежели захворает кто, али обидит, уж позовите, не поленитесь.

С этими словами орк вышел, и вскоре во всем огромном мэноре остались только четверо взрослых и трое маленьких детей. Дом казался слишком пустым, холодным и чужим без наполняющей его магии, касавшейся всего вокруг. Отчетливей ощущались сквозняки, пустота и какая-то повисшая в воздухе безысходность. Приказав растопить камин, Их Высочества занялись бумагами, стараясь воспринимать сухие заметки, сделанные твердым, уверенным почерком своего возлюбленного, как что-то отвлеченное, никак с ним не связанное, хотя каждый завиток, каждая буковка один в один была как в ласковых, наполненных любовью записках, что Балтазар любил писать и в школе, и потом, позже. По поводу и без.

***

– Люци… Люц! Сильнее, мать твою, жестче! Ммм… не так…

Малфой закусил губу и дернул намотанные на кулак волосы Северуса, быстрее задвигав бедрами. Занятия любовью теперь не приносили ничего, кроме разрядки и разочарования. Северус остался ненасытным, он извивался и стонал по ночам, требуя страсти, жаркого, многочасового секса, с прокушенной шеей, намотанными на кулак волосами и дикими криками. Люциусу хотелось нежности, неспешных, доводящих до исступления ласк, где само соединение – лишь кульминация, апогей близости.