— А ты еще удивлялась моим знакомствам, — улыбнулся он, притягивая меня к себе и легко целуя. — Тебя дед хотел видеть.

Я тут же отодвинулась от парня, разом растеряв все то замечательное расположение духа, в котором находилась до сих пор. Наверно, даже побледнела немного.

— Да не бойся ты так, он не кусается по праздникам, — «успокоил» меня Дима, совершенно бесцеремонно поднимая и уводя к ступенькам. — Серьезно, Рита, он не скажет тебе ничего плохого — просто хочет познакомиться, цитирую, «со столь примечательной юной леди». И не спрашивай, что именно он имел в виду — сам не знаю, — он остановился у двери, за которой, судя по всему, и был Князь Виктор Воронцов, чмокнул меня в щеку и буквально втолкнул в комнату — но на удивление мягко и ненавязчиво.

Мужчина — стариком Виктора Ивановича назвать у меня язык не поворачивался — стоял спиной к двери и вглядывался в темноту за окном, в лучших традициях американского кино. Ему еще не хватало накинутого на плечи пиджака и сигары в зубах — и вот он, вылитый мафиозный босс.

Я сглотнула, когда Виктор Иванович наконец-то повернулся к нам и заговорил: не со мной — с Димой:

— С тобой хотел поговорить отец, и лучше бы тебе хотя бы сегодня не заставлять его ждать.

Внук, как по мановению волшебной палочки, тут же испарился, напоследок успев сжать мою руку.

— Ты не стой, садись, — наконец-то обратился ко мне мужчина. — Так вот значит, какая ты, Рита Беликова, — и улыбнулся. Той самой улыбкой, в которую я была влюблена.

Глава 19. Разговоры по душам

— Я… я постою, спасибо, — я никогда не умела как следует общаться с людьми, но никогда раньше так не дрожал голос. Наверно, так и должно быть: ведь, все-таки, передо мной человек, внук которого по моей вине попал в неприятности. А перед ним — дочь того, кто эти самые неприятности навлек не только на свою семью, но и на чужую, родную для этого мужчины, совсем не старого, несмотря на свой почтительный возраст.

— Садись, — повелительным тоном повторил Виктор Иванович, и я окончательно убедилась в том, что та улыбка, которой не уставал покорять меня Дима, просто почудилась. И я послушно села в большое и удобное кресло, а мужчина опустился на софу, стоящую напротив. — Нечего на каблуках стоять лишний раз. Всегда удивлялся, как вы, девушки, ходите на них…

Нет, не почудилась. Виктор Иванович и правда улыбался так же, как его внук — вернее, это внук перенял его улыбку, очаровательную и завораживающую. Неужели он не злится? Как же хочется в это верить…

— Рита, у меня такое чувство, что ты решила, будто я тебя съем, — не дожидаясь ответной фразы от меня, со смешком продолжил мужчина. — Не стоит меня бояться, я уже начинаю жалеть, что Кирилл объяснил тебе, что к чему… Я не бандит. Вернее, не совсем бандит — и уж точно отличаюсь от ребят Ноя.

— Я так и не думала! — как-то слишком резко возразила я, вскочив с кресла. Ведь, и правда, никогда не думала о Димином деде, как о бандите — и уж тем более не собиралась сравнивать его с теми бритоголовыми… — Я просто… — уже совершенно неуверенно продолжила, садясь на место и пряча взгляд.

— Ты просто боишься, что я злюсь на тебя и Лешу, — словно прочитал мои мысли Виктор Иванович. Хотя, почему прочитал? Это ведь у меня на лице написано, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. — Но это не так, можешь мне поверить. Мое отношение к твоему отцу и тебе полностью положительно.

Я не поверила, хотя очень хотелось. Невозможно вот так вот просто не питать отрицательных чувств к тем, из-за кого твои близкие находились в опасности, тем более для такого человека… какого? Я только сейчас поняла, что уже составила для себя портрет Виктора Ивановича Воронцова, в который почему-то свято уверовала — и теперь не могу признать, что сидящий напротив мужчина с добрыми серыми глазами и завораживающей улыбкой совершенно не подходит под этот образ. Только сталь в глубине глаз да непоколебимый внутренний стержень, видный невооруженным взглядом, напоминают, что этот человек — Князь, влиятельная личность преступного мира.

— Кажется, ты мне не веришь, — вновь не дождавшись ответа, продолжил мужчина. — Но это так. Видишь ли, мы с Лешей, твоим отцом, знакомы уже почти двадцать лет, и за это время я уже успел сложить о нем определенное мнение, которое не изменят теперь никакие безумные поступки. А то, что он все-таки сорвался и посягнул на репутацию Ноя — далеко не безумие. Рано или поздно это бы все равно произошло: не твой отец, так кто-то другой, и не Ной, а я, — но все равно этого не удалось бы избежать. Такие уж у нас со Степаном Новиковым отношения — горбатого, как говорят, могила исправит. Это взрослые дела, которые тебе трудно понять в силу своего возраста и мировоззрения — и я честно желаю тебе никогда ни во что подобное не влезать. А Леша, к твоему сведению, даже услугу мне оказал — и за это я ему помогаю сейчас залечь на дно, пока вся ситуация не утрясется.

Я затаила дыхание, желая услышать продолжение…

— Но я не могу сказать тебе, где он — его личная просьба.

…и не сдержала разочарованного вздоха.

— Я бы и тебя, и маму твою где-нибудь спрятал, но, сама понимаешь, у тебя последний год, поступление и все такое, а маме твоей Леша не хочет ничего рассказывать, а иначе увезти не получится. Нет, если ты хочешь, я могу хоть завтра отправить вас с Еленой к твоему отцу, так все же будет безопаснее.

Я бы уехала, наплевав на последний год, скорое поступление — только вот уже поздно. Если бы сразу, когда в нашу с мамой жизнь еще не вмешался пугающий Шекспир… а в мою лично — взрослый не по годам, но дурачащийся парень с невозможно любимыми серыми глазами.