Шрифт:
Эд Гроб удержался на ногах, но Могильщик врезался в висячий стол с такой силой, что перевернул гробницу, и дух Иисуса Христа покатился по комнате, словно за ним гнался дьявол.
Одетые в форму копы следовали за ними, переводя с одного на другого широко открытые от ужаса глаза.
Кто-то начал барабанить в заднюю дверь. Зазвенел еще один звонок.
— Тихо! — гаркнул Могильщик.
Шум прекратился.
Стены комнаты были обклеены выцветшими голубыми бумажными небесами с созвездиями. Наискось от входа находился широкий дверной проем, занавешенный вылинявшей красной занавесочкой с позолоченными знаками зодиака.
Эд Гроб переступил через дух Христа и раздвинул зодиак.
Они попали в комнату для сеансов. На задрапированном столе помещался хрустальный шар. Все четыре стены были обтянуты материалом, наподобие темного атласа, покрытого светящимися люминесцентными изображениями звезд, солнц, лун, призраков, грифонов, животных, ангелов, чертей и масками африканских ведунов.
Комната была освещена слабым сиянием, исходившим из хрустального шара. Их внезапное вторжение заставило занавески колыхаться, и люминесцентные фигуры то вспыхивали, то гасли.
— Где тут, к черту, свет? — заревел Могильщик. — У меня начинается морская болезнь.
Один из копов включил свой фонарь. Другого источника света они не нашли.
— Ищите дверь, — сказал Могильщик, отбрасывая драпировки в сторону.
Под занавесками оказалось несколько дверей.
Они открыли первую же, которую нашли. Она вела в столовую. Люстра с четырьмя рожками освещала квадратный обеденный стол, накрытый пластиковой скатертью с черно-серебряным узором. Два стула были придвинуты к столу напротив двух грязных тарелок. Скелет жареного опоссума, окруженный желтыми клубнями ямса, лежал на блюде, утонув одним боком в застывшем жиру, как остатки покинутого корабля в прибое на мелководье.
— Опоссум с картохой, — сказал Эд Гроб, бессознательно облизывая губы.
— Это то, что они ели, но где же они сами? — спросил Могильщик.
— Нет никого, кроме нас, призраков, — сказал коп.
— Не забудь о нас, опоссумах, — добавил другой.
Эд Гроб открыл другую дверь и оказался на кухне.
Он услышал какое-то движение снаружи на лестнице под открытым небом, ведущей к задней двери квартиры.
— Эй, впустите нас, — звали оттуда.
Мимо Эда Гроба протиснулся коп, чтобы открыть заднюю дверь.
Могильщик отворил еще одну дверь, которая вела в спальню.
— Сюда, — позвал он.
Вошел Эд Гроб, вслед за ним шесть копов.
Жирный светлокожий цветной человек с отвисшим чувственным лицом и лысой сверкающей головой лежал с закрытыми глазами поперек кровати и тяжело дышал. На нем был большой старомодный выцветший желтый бюстгальтер, поддерживающий его отвислые груди, и пара боксерских трусов в бордовую и золотую полоску, из-под которых выглядывали застежки пояса с подвязками, пристегнутые к бордовым шелковым чулкам. Он был толст, но его плоть была столь дряблой, что отставала от костей и перекатывалась под кожей, как растопленный жир.
Второй лысоголовый человек лежал лицом вниз на полу возле кровати. Он был одет в купальный халат из вискозы в красную и серую полоску поверх голубой в черную крапинку пижамы из искусственного шелка. Лица его не было видно, но венчик волос вокруг его лысины был шелковисто-белым.
Белые копы смотрели во все глаза.
— Что они сделали с Леди Джипси? — спросил один из них.
— Это он сам, на кровати, — сказал Эд Гроб.
— Это не вопрос, — сказал Могильщик. — Нам надо найти того, кто так крепко приложил его.
— Он не может говорить, — сказал белый коп.
— Ну, это мы исправим, — пообещал Могильщик. — Принеси-ка с кухни бутылку уксуса.
Он нагнулся и, ухватив Леди Джипси за руку, подтащил его к краю кровати. Затем, когда коп принес уксус, он открыл бутылку и вылил едкую жидкость на лицо Леди Джипси.
— Зачем вы все это делаете? — спросил коп.
— Это действует, — ответил Могильщик.
— Всякий раз, — подтвердил Эд Гроб.
Леди Джипси заворочался и стал отплевываться.
— Кто это писает на меня? — сказал он отчетливым, хорошо поставленным голосом.
— Это я, Диггер, — сказал Могильщик.
Леди Джипси внезапно сел на край кровати. Он открыл глаза и увидел всех белых полицейских, глядящих на него.
— Ты сукин сын, — сказал он.
Могильщик левой рукой дал ему оплеуху.
Голова Леди Джипси мотнулась в сторону и выпрямилась, словно его шея была из резины.
— Это не моя вина, что ублюдок ушел, — сказал он, трогая шишку размером с яйцо у себя на затылке. Он опустил глаза и увидел, что полураздет. — Он забрал мое лучшее одеяние.