Словно угадав ее мысли, Филипп продолжил:

— Вы сердились на меня из-за Вильнева, мадам, и вы были неправы. Помочь ему уже никто не может. Он был моим другом, но я клянусь во всем поддерживать вас, если он будет причинять вам боль.

Дюбуа, устроившись в углу, слушал с довольным видом.

Максимильена смело взглянула в глаза Филиппу.

— Да, монсеньор, я действительно сердилась на вас, но теперь это не имеет значения.

— Выслушайте же меня, прекрасная Максимильена, и будем искренни. Царь любит вас… да, да, любит! Я уверен в этом, я видел, как он на вас смотрит. Впрочем, он придумал примитивный предлог, чтобы покинуть Лувр. Он просто хотел быть свободным в Париже… Вы же можете принести большую пользу Франции, и Франция отблагодарит вас…

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, монсеньор.

— Выведайте, с какой целью царь приехал в Париж, узнайте его планы…

Максимильена встала, забыв об этикете, и яростно воскликнула:

— Вы предлагаете мне шпионить за царем, монсеньор?! Говорить с ним, внимательно слушать, а затем предать! Вы ошиблись, монсеньор, я не такая женщина. Впрочем, я никогда больше не увижусь с царем. Я знала его как Пьера Михайлова и не желаю знать другого.

Затем, немного овладев собой, Максимильена присела в реверансе и добавила:

— Прошу у вашего королевского высочества разрешения удалиться.

Филипп рассмеялся.

— Да это просто маленькая фурия! Честное слово, нам подменили нашу кроткую Максимильену! О да, мое королевское высочество разрешает вам удалиться, но сначала выслушайте меня. Я ваш друг. Вы можете не говорить мне ничего о планах царя, я не стану на вас сердиться, напротив, буду восхищаться вами еще больше. Загляните ко мне по-дружески в Пале-Ройяль. Моя дверь всегда открыта для вас.

Пораженная такой добротой, Максимильена с улыбкой прошептала:

— Обещаю заглянуть, монсеньор… по-дружески!

С этими словами она покинула кабинет.

После ухода графини Дюбуа воздел руки к небу:

— Монсеньор, нельзя вести дела подобным образом! Следовало припугнуть графиню.

— Дюбуа, вы мне надоели. Эта женщина принадлежит к типу кротких упрямиц, которых невозможно сломить. Царю повезло… да и потом, разве не называют меня Филиппом Добродушным? Перестаньте свирепо вращать глазами и давайте уедем из Лувра, в котором пахнет плесенью. Я предпочитаю мой милый Пале-Ройяль.

Максимильена в сопровождении лакея, освещавшего ей факелом дорогу, подошла к своей карете и опустилась на сиденье, полумертвая от усталости.

— Ах, вот и вы, мадам! — вскричал Ромодановский, совсем было заснувший.

— Во дворец Силлери, Грегуар, — крикнула Максимильена, не обращая на князя никакого внимания.

— Мадам, — сказал он, — у меня есть к вам поручение от царя.

— Князь, я знаю только лжецаря, разыгравшего комедию в оранжерее. Настоящего царя никогда не видела.

— Мадам, Петр Великий любит вас! И хочет видеть вас. Он попросил доставить вас во дворец Ледигьер, куда он перебрался, чтобы удобнее было встречаться с вами.

— Вот как? Скажите же ему, князь, что он сделал это напрасно и мог бы оставаться в Лувре. Я знаю только одного человека из его свиты, барона Пьера Михайлова, и не хочу знать никого другого.

— Но это невозможно, что скажет царь?

— Мне это безразлично. Можете повторить ему мои слова. Кстати, я уже приехала. Спокойной ночи, князь, Грегуар отвезет вас к себе.

И Максимильена грациозно вышла из кареты, хлопнув дверцей, и скрылась в своем дворце, оставив князя онемевшим от изумления.

В апартаментах дворца Ледигьер Петр расхаживал из угла в угол, нервничая из-за того, что до сих пор не получил никаких известий о Максимильене. Чтобы убить время, он досаждал старому маршалу де Тессе самыми противоречивыми распоряжениями, которые отдавал на французском языке. Старик был этим несказанно изумлен. Разве царь не объявил публично, что говорит только по-русски? В конце концов маршал решил, что это была прихоть императора, видимо, решившего придать себе вес в глазах регента.

— Эта спальня мне не нравится! — кричал Петр. — Кровать слишком мала.

Мгновение спустя раздавалось:

— Кровать слишком велика!

Сначала Петр злился, что в гостиных недостаточно свечей. Потом кричал:

— Погасите свечи, в глазах рябит!

Ужин ему тоже не понравился. Он пожелал репу и пиво. Метрдотель Вертон рвал на себе парик от отчаяния. Сам маршал де Тессе никогда не участвовал в столь жаркой баталии.

Наконец приехал Ромодановский.

— Ну, где же она? — встретил его криком царь. — Что она тебе сказала? Конечно, удивлена и едет следом?