Полицейский опустил газету.

– Он ни с кем не разговаривает с тех пор, как я заступил на смену, – заявил он. – Его отец приходил, но только отца и было слышно.

– Вы же не оставляли их наедине? – с тревогой спросил Вехтер.

– Нет, но, если честно, французского я все равно не знаю. – Полицейский снова принялся читать о зиме столетия.

Доктор защелкнул карман на кнопку.

– Давайте дадим мальчику поспать. Мы ведь можем поговорить и снаружи, мне тоже нужно к выходу.

На ходу Вехтер обернулся и бросил в сторону кровати:

– До свидания, Оливер. Я приду еще.

Светлые ресницы дрогнули или ему всего лишь показалось?

В коридоре Бек бессовестным образом сладко зевнул.

– Сколько вы уже на ногах, господин доктор? – спросил Вехтер.

– Тридцать шесть часов. – Бек снял очки и помассировал переносицу. – Стариков много. Зимой умирают старики. Если сейчас в институте никто не умрет, у меня наступит конец рабочей недели.

Врач толкнул тяжелую двойную дверь, а Вехтер придержал ее локтем. Только ни к чему не прикасаться, чтобы не подхватить устойчивых к лекарствам больничных микробов. Этот запах супового концентрата и моющего средства будет преследовать Вехтера, наверное, еще несколько дней. Если, конечно, это был действительно суповой концентрат. К счастью, сейчас он уйдет из этой больницы.

Здесь умирают люди.

Какой-то частью мозга Вехтер понимал, что тут и дети рождаются, и ноги сломанные гипсуют, но эти мысли он настойчиво вытеснял.

Бек протянул ему тонкую папку и конверт с рентгеновскими снимками:

– Мое заключение. Фотографии на флешке, а вещественные доказательства уже в пути.

– Огромное спасибо. – Он пролистал документы в скоросшивателе. Все на латыни. Теперь Вехтеру понадобится честолюбец Ханнес, но его еще утром забрал Целлер. – От таких терминов у меня мозг сломается, мне бы все это на гражданском языке.

Бек ухмыльнулся:

– Могу себе представить. Давайте начнем сначала. Коллега здесь, на станции скорой помощи, сказал мне, что пациента доставили с обезвоживанием и переохлаждением. Если бы вы его не нашли, состояние Оливера могло стать критическим.

Когда же он попал в руки преступнику? Или преступникам? Действовать мог и один человек, и несколько. И сколько их было в этом гнилом деле? Или Оливер сам был преступником? Руки его были в крови, и скоро полицейские узнают, кому она принадлежит. Он пил для храбрости? Или пытался заглушить боль? Раны могли появиться из-за того, что женщина оказывала сопротивление. Невероятно! Но Вехтер научился не исключать невероятные варианты, обдумывать до конца каждую возможную цепочку событий.

Они остановились перед лифтом, и комиссар нажал кнопку, продолжая теребить полу пиджака. Он готовился задерживать дыхание во время поездки: кто знает, не катаются ли иногда на этом лифте пациенты из инфекционного изолятора.

– Расскажите мне что-нибудь о его травмах.

– На затылке у него ушибленная рана, нанесенная тупым предметом. Прямой контур, весьма вероятно, лестничная ступень или угол мебели. Мальчик мог упасть.

Лифт остановился, и они вошли в него.

– Вам тоже на первый этаж, господин главный комиссар?

– Хм-м-м…

– Кроме того, у него множество кровоподтеков на ребрах и в области почек. Ушиб позвоночника.

Вехтер мысленно представлял, как можно было получить такие травмы. На Оливера Баптиста обрушились удары, мальчик упал, скорчился, закрыл лицо ладонями, чтобы защититься; преступник подошел ближе, когда Оливер уже лежал на полу. Так могло происходить, но не обязательно в точности так. Преступник в воображении Вехтера все еще был темным нечетким силуэтом.

Двери лифта раскрылись, выпустив их в вестибюль. Вехтер глубоко вдохнул, вновь наполнив воздухом легкие. После тишины коридоров их внезапно окружил гул голосов.

– Я видел порезы на его запястьях.

– Ох, он нанес их себе сам, – произнес Бек.

Ну конечно, до этого Вехтер и сам мог бы додуматься. Он сталкивался с подобным не в первый раз, но, как всегда, не мог осознать, почему человек добровольно так с собой поступает. Нечто внутри него отказывалось понимать такие вещи.

– Я это часто вижу у подростков его возраста, – продолжил Бек, словно речь шла о бейсболке или болтающихся штанах. – О причинах не берусь судить, не зная предыстории.

– А что с его раненой рукой?

– Два перелома на пястных костях.

– Он защищался? Или отбивался?

Жизнь его многому научила, особенно в ту пору, когда он стоял охранником при входе на деревенскую дискотеку: бить кого-то прямо в лицо – это очень плохая идея.

– Точно могу сказать, что нет. Суставы пальцев не повреждены, и направление перелома не совпадает. Это было насильственное воздействие извне. Возможно, кто-то наступил ему на руку, а может быть, он пытался прикрыться.