Шрифт:
— Интересно, в России мы поймем, про что будут говорить в фильме?
Лемпи ответила, что она совсем забыла русский и что она вообще-то его плохо знала. Рядом с нами сидела госпожа в красивой пушистой шубе и все смотрела на нас, вдруг она спросила:
— А почему вы хотите ехать в Россию?
Я ответила, как обычно на этот вопрос, а Лемпи проговорила, что она с родителями, тогда госпожа сказала:
— Вот видите, там арестовывают, а вы туда едете.
Она еще расспрашивала про моих папу и маму, потом она предложила нам остаться и говорила, что она устроит нас учиться и что мы, когда будем взрослее, поймем, что сегодня мы правильно решили. Но мы ответили, что нас ждут наши на вокзале, и они без нас не смогут поехать, и вообще наши там… Тогда она велела записать номер ее телефона и сказала, если мы надумаем, чтобы позвонили ей, она приедет разговаривать с нашими родственниками.
Фильм был смешной, там то проваливались в одежде в ванну, то откуда-то доска падала на голову, то человек поскользнулся, и к его штанам прилипло что-то совсем плохое. Мы очень смеялись и забыли про госпожу. Но когда мы шли к нашему поезду, Лемпи сказала, что она бы осталась, может быть, она действительно послала бы учиться, но она не знает, как жить без родителей и сестер. Я ей посоветовала остаться и не говорить родителям, ведь они все равно не разрешат, надо в суматохе отстать от поезда. Но она сказала: «Боюсь».
В Тампере на улицах стояли большие украшенные елки. Было Рождество. Поезд стоял, мы забрались в вагоны и улеглись спать. Я не слышала, как поезд тронулся.
Я проснулась, все стояли у маленьких окошечек за железными решетками, кто-то сказал:
— Да, такую границу не перейдешь.
Я тоже протолкнулась к окну, но уже ничего не было видно, кроме белого снежного поля и хмурого облачного неба.
Первая остановка в России была в Выборге. Здание вокзала было разрушено, было много военных, нас позвали за пайком хлеба. Мы всем составом встали в очередь. Хлеб выдавали прямо на улице из машины, потом пошли за кипятком и сели завтракать. Хлеб был черный, тяжелый и кислый. Во время завтрака к нам вошло двое военных с бумагой. Один из них прочитал что-то. Я не поняла, почему это он упомянул Калининскую область. Наверное, и другие не поняли и стали расспрашивать. Тогда он очень громко и сердито закричал:
— Домой вас не повезем — изменники Родины, вы едете в Калининскую область, в ссылку.
Тетя перевела его слова тем, кто не понял. Кто-то из женщин заплакал, а когда они вышли, мы услышали, что наши двери закрывают на замок. Дядя Антти выглянул в окно и проговорил:
— Замок, сволочи, повесили.
А дедушка сказал:
— Я же вам говорил, смеялись. Над собственной дуростью смеялись.
Все замолчали. Вечером не укладывались спать, хотелось увидеть Ленинград, но поезд, не замедляя скорости, промчался мимо огней города, мимо наших домов, а утром мы приехали на станцию Кесова гора. Ночью наступил 1945-й год. В вагоны вошли энкаведешники и велели всем выйти, никаких вещей они не разрешили взять, сказав: «Все надо проверить». Они сами выбрали, кто может присутствовать при обыске, остальных отправили в приготовленное для нас здание школы — здесь тоже были зимние каникулы.
1971–1972 гг.
________________
КНИГА ВТОРАЯ
ПРИЕХАЛИ
С лязгом отворились двери вагона. Искрящийся на солнце снег слепил глаза. Кто-то громко по слогам прочитал: «Кесова гора». Пришел начальник. Ройне наклонился ко мне и прошептал:
— Знаешь, его зовут «товарищ Гнида».
Арво спросил у меня — Что он сказал?
— Вон того, который там впереди говорит, зовут sairari.
Он протянул:
— Ну да?! Так человека не могут звать.
— Это Herra saivar [31], — Арво засмеялся.
Товарищ Гнида приказал увести нас в здание школы.
Повела женщина. Она попросила стать парами, чтобы удобнее было идти по проторенной в снегу тропинке. Рядом по дороге лошади тяжело тащили в гору сани. Снег визжат под полозьями. Белые клубы пара выдувались из черных труб лошадиных ноздрей. Начали встречаться люди. Они отступали от тропинки в глубокий снег. Все смотрели на нас. В основном это были одетые в фуфайки женщины, в толстых байковых платках с кистями. Концы платков были связаны узлом сзади, как носили в Виркино.
Мы поднялись до верхушки Кесовой горы, к белой облупившейся церкви.
Впереди кто-то крикнул:
— Смотрите, «магазин» написано.
Дед мой проворчал:
— Чем это они еще тут торгуют?!
Бабушка толкнула его в бок:
— Молчи ради Бога.
Поднявшись в гору, мы начали спускаться вниз, на другую сторону горы. Опять кто-то крикнул:
— Смотрите, волка везут!
Посередине улицы шла запряженная в сани лошадь, на санях лежал пристреленный волк. Он был величиной с большого теленка, шерсть на нем была жесткая, цвета прошлогодней травы, ноги были расставлены как на бегу.
— Неужели волки? — тихо проговорила женщина рядом с моим дедом. Дед будто обрадовался, и опять громко высказался:
— Нет, из питерского зоопарка привезли, нас попугать.
Мы остановились возле двухэтажного, обшитого серыми досками дома. Женщина, которая нас вела, прокричала:
— Граждане, переночуете здесь, в здании нашей школы, завтра распределим вас по местам!
Парты из классов были вынесены: на некрашеном полу остались грязные квадраты. Оглядевшись вокруг, старики, кряхтя, начали усаживаться на пол, молодые, покрутившись, медленно начала подходить к покрытым пушистым инеем окнам. На стеклах появились глазки, выглянув в глазок, они также медленно отходили.