На Балтийском вокзале мы отыскали угол, чтобы наши вещи были защищены стенами с двух сторон. Из железного бака принесли кипяток, вытащили из мешочка хлебные сухари, поели и сегодня же тети решили отправиться на Лиговку на барахолку: надо было купить все, что дядя Антти в письме нам посоветовал. Как и до войны, мы ехали по городу на трамвае. Но в вагонах были какие-то другие люди. Будто они приехали из тех же деревень, откуда прибыли и мы.

А дамочек в пенсне и в шляпках не было. Не попадались и старички со старыми портфелями, которые обычно наклонившись извинялись, когда они кого-нибудь нечаянно толкнут. В вагоне, как и раньше, было тихо, только раздавался пронзительный звон трамвайного гудка и скрежет колес на поворотах.

На Лиговке, на барахолке, была толчея и было не совсем понятно, кто здесь покупатель, а кто продавец: все ходили взад и вперед с какими-то тряпками, перекинутыми через руку. А иногда люди продавали прямо на плечи накинутые пиджаки, пальто или кофты. Мы остановились возле женщины, у которой через плечо на широкой тесемке висел лоток с катушками ниток, мотками резинки для трусов, пуговицами и еще какой-то мелочью. Тети начали с ней торговаться и купили резинку и катушки с нитками. Дальше мы покупали булавки, иголки, кнопки, крючки. А потом они купили мне коричневые кожаные туфли на ремешочках и чулки в резиночку. Для Ройне они купили рубашку. Дядька, который ее продавал, сказал, что она заграничная.

Когда мы вернулись, оказалось, что нас обокрали. Правда, на этот раз не очень сильно. Украли мое и Ройне пальто, которые только что были перешиты из старых папиных пальто. Ройне оставил дедушку с прабабушкой и Женечкой сторожить вещи, а сам быстро решил съездить на трамвае посмотреть на наш дом на Васильевском острове. Он сказал, что вначале и не думал ехать, но подошел пятый номер, который останавливался совсем недалеко от нашего дома. Он решил быстро взглянуть на него. В то время, когда его не было, подошел какой-то мужчина, взял пальто, лежавшие на чемоданах, и ушел. Дедушка кричал, размахивал своей палкой, но никто не обратил на него никакого внимания. В этот раз мы радовались, что он не прихватил чемоданы и вообще все наши вещи. А я подумала, что если бы это я ушла, когда надо было сидеть на месте, мне бы здорово влетело. Хотя, конечно, Ройне просто не мог не сесть в трамвай, который шел на Васильевский остров.

Проснулся Женя, спавший на двух чемоданах. Тетя попросила меня пойти за кипятком. Мы поставили чемоданы, сели на большие весы, которые стояли рядом, устроились обедать.

После обеда старшая тетя пошла искать поезд, идущий в Эстонию. Вернулась она довольно скоро и велела быстро собраться — ей опять удалось «сунуть». Мы кое-как втиснулись в переполненный вагон. Нам с Ройне повезло — мы захватили места на верхних полках. Как только поезд тронулся, колеса начали успокаивающе стучать по рельсам, я заснула. Поезд остановился, я выглянула в окно, было темно. Мы, видимо, стояли у водокачки, станции не было видно. В вагоне было жарко и душно, одежда насквозь промокла, тело чесалось, будто меня нажарили крапивой. Я слезла с полки и пошла в уборную. В баке была холодная вода, я сняла с себя всю одежду, намочила рубашку и протерла все тело, ногтем поскребла все швы, в которых за дорогу набрались вши и гниды. Надела мокрую рубашку и пошла обратно на свое место. Под утро в вагон вошел контролер-эстонец, старшая тетя поговорила с ним по-эстонски. Они каким-то образом договорились — нас не высадили из поезда. К вечеру мы приехали на станцию Валга, где нам надо было пересесть на поезд, идущий в город Тарту. Здесь тете никак не удавалось ни договориться с проводниками, ни «сунуть». Нам несколько дней пришлось просидеть на вокзале.

В Валге, как на всех вокзалах, было много мешочников. Здесь была своя банда, в которой было несколько грязных мальчишек. Между мешочниками и этими парнями шла война: парни старались утащить у мешочников их мешки. Парни за день отсыпались, а мешочникам приходилось бегать по делам — надо было найти поезд и кондуктора, кому можно было бы «сунуть», а ночью парни караулили, когда уставший мешочник задремлет. Они ждали, когда шла посадка, вернее, когда шел штурм поезда. В давке они выхватывали вещи и удирали. Говорили, будто мешочники избивают до полусмерти таких вот… Вспомни своих соседей в Калининской области. Разве не то же самое? Разве они не утянули бы твоего чемодана, если бы заметили, что он плохо лежит?

Обе тети стали озираться: вдруг здесь кто-нибудь понимает по-фински. А младшая сказала:

— Ты уж слишком! Дедушка продолжал:

— А то тебя не обворовали три раза? Я уже не говорю о мелочах, вроде топора или пилы, которые нельзя было оставить во дворе.

А днем младшая тетя взяла меня и Женю посмотреть на город Валга. Там был базар, продавали разные овощи, белый шпик толстыми ломтями. Тетя спросила по-русски, сколько стоит. Ей не ответили. Мы пошли дальше по базару, нашли русских женщин — они все стояли в одном ряду. Тетя приценилась к творогу и купила. Мы тут же съели его прямо руками, безо всего. Когда мы вернулись, на базар отправилась старшая тетя и Ройне. Старшая тетя помнила эстонский язык с того времени, когда она с мужем убегала в Эстонию от красных. У нее давным-давно, когда меня еще не было на свете, был муж. И дети были. Но все умерли. Она тогда в Эстонии тифом болела, и у нее умер ребенок, которого она родила в тифозном бараке в восемнадцатом году. Они не сумели никуда уехать и вернулись в Гатчину, муж ее спился, а двое других детей умерли позже. Все это рассказала мне младшая тетя, когда мы сидели и ждали возвращения Ройне и старшей тети с рынка.

Вернувшись с базара, старшая тетя торопливо сунула что-то в свой чемодан и прошептала:

— Айно, идем скорее, там на улице в очередь за билетами записываются.

Тети ушли. В вокзальной комнате было тихо. За печкой шепотом материлась шпана. Вернее, они как бы и не матерились — они всегда так разговаривали. Я начала прислушиваться. И странно, они будто бы говорили по-русски, но ничего было не понять. Один из парней заметил, что я слушаю и прошипел:

— Что вылупилась, в рот тебя не е…?!

Я отвернулась. Стало жарко.

— Ну что, заработала? — прошептал Ройне.

Я сказала, что пойду на улицу, посмотрю, что там с очередью.

Я встала у старого облупившегося забора, возле которого росли громадные лопухи. Наверное, давно не было дождей: лопухи покрылись мягкой серой пылью и обвисли, как слоновьи уши. Я начала искать в очереди теть. И вдруг очередь рассыпалась, зашумела. Мои тети почему-то отошли далеко в сторону. Мне послышалось, что эстонцы повторяют слово «T"ai» [39]. Неужели это значит то же самое, что и по-фински? Я подошла к тетям. У них были красные лица и ужасно перепуганные глаза, а эстонцы показывали на моих теть пальцами. Старшая проговорила: