Ночью раздался звонок, мама пошла открывать дверь и вернулась с нашим дворником и с военными. Один из военных дал маме какую-то бумажку. Она прочла ее и расписалась, а военные стали что-то искать. Наши красные книги с черным Лениным в середине на обложке они бросали в кучу на пол. Я села на постель, один из них подошел и сказал очень сердито:

— Спи, мала еще.

Я спряталась под одеяло, но не могла заснуть, хотелось услышать, нашли ли они то, что искали. Но они ничего не говорили, а все искали и искали.

ОТЪЕЗД ИЗ ЛЕНИНГРАДА

Утром мама не пошла на работу. Мы были еще в кроватях, когда пришли какие-то две тети, мамины знакомые. Они тоже плакали, у них тоже «взяли» мужей. Разговаривали они тихо по-фински, а потом куда-то ушли. Я осталась с Ройне, он не пошел в школу. Мы позавтракали, а потом он сказал, что надо поставить книжки обратно в шкаф. Он расставлял, я подносила их ему. Пришла мама, мы ничего не спросили у нее. Она пошла на кухню разогревать обед. Ели мы тоже молча. Вечером приехала тетя Айно и бабушка, они плакали, а потом стали разговаривать тихо. Я поняла, что мы должны уехать из Ленинграда. Тетя Айно уехала рано утром и увезла Ройне, а бабушка взяла меня, и мы поехали в Виркино. Скоро к бабушке приехала и мама, но ей нельзя было жить с нами. В воскресенье приехал к нам Юсси Лаатиккайнен — директор школы, в которой работала тетя Айно. Он посоветовал маме поехать в Ярославль к его знакомым, которых туда давно сослали.

Когда тетя Айно приехала провожать маму, она рассказала, что ее назначили директором школы, а Юсси Лаатиккайненна «забрали». У дяди Юсси была своя машина — «Эмка». Он нас катал на ней.

Я почему-то думала, что тетя Айно выйдет замуж за него, но теперь его тоже не стало. Я слышала, как тетя повторяла маме:

— Я ужасно за тебя боюсь.

Мама сказала:

— Может, женщин не будут забирать. А тетя говорила, что уже забирают.

Провожать маму пришло много родственников, все старались не плакать. Прощаясь, мама сказала мне и Ройне, что скоро приедет за нами, но я осталась с бабушками, дедушкой, дядей Антти и Арво, а моя мама одна уехала в Ярославль.

ВИРКИНО

У Арво не было мамы, она умерла, а у меня была теперь только бабушка. У бабушки всегда много дел. У нее корова, поросенок, теленок, куры и еще в огороде овощи и сад, а за огородом и садом было небольшое поле картошки. Картошка и другие овощи хранились в подвале, и мы их ели всю зиму. Раза два-три в неделю бабушка ездила с молоком и овощами в Ленинград. Иногда я с девочками ходила на вокзал: они — встречать своих мам, а я — мою бабушку. У женщин, возивших молоко в Ленинград, были одинаковые домотканые мешки, сшитые из яркой льняной матрасной ткани. Их называли «el"am"an salkut» [2]. Состояли они из двух мешочков: переднего и заднего. В оба ставили по два бидона с молоком или засыпали картошкой и другими овощами. Зимой эти мешки ставили на санки с бортами и везли до вокзала.

Когда бабушка не уезжала с молоком в Ленинград, она топила большую русскую печку, пекла тоненькие овсяные блины на углях, смазывала их сливочным маслом или сметаной и подавала их горячими с кружкой холодного молока нам на печку, куда мы, проснувшись, перебирались. После завтрака мы обычно пели «По долинам и по взгорьям» или «По военной дороге» — вообще мы очень любили петь про войну и про красных командиров. Старая бабушка не могла выносить нашего пения и уходила к себе в комнату, которая была за печкой, но все равно она нас слышала. Мы нарочно пели громко.

Она не выдерживала, выходила к младшей бабушке и говорила:

— Анни, скажи им, чтобы уже перестали. Боже мой, как красиво пели Айно и Ольга, ты бы их тоже научила петь псалмы по-фински.

Бабушка начала пробовать учить нас петь про Бога, но мы знали, что ребята нас засмеют на улице, если мы начнем петь старушечьи песни. И вообще их невозможно петь громко и весело.

На зимние каникулы приехали мама и тетя Айно с Ройне. Дедушка привез из лесу большую елку, и мы все вместе украсили ее. А потом я с мамой репетировала новое стихотворение «Мороз Красный Нос». Еще с Хильдой и Лемпи, моими новыми подружками, мы разучили танец «Кавказская лезгинка». На елку к нам пришел Дед Мороз. Вначале мы подумали, что он настоящий, но я заметила, что на нем надет белый бараний тулуп, который всегда висел в нашем чулане. Заговорил Дед Мороз женским голосом. Мы все быстро узнали нашу тетю Мари. Она, наверное, видела, что мы ее узнали, но все равно смешила нас и раздавала всем мешочки с гостинцами. На елке горело много свечей, в комнате было жарко, но Дед Мороз не снимал своего тулупа и даже очень быстро скакал с нами в круге, когда мы танцевали вокруг елки и пели финские песни, которые мы разучили с мамой и тетей Айно. Вдруг елка загорелась и, хотя ее удалось быстро потушить, праздник кончился. Разбилось много стеклянных игрушек, а подгоревшие ветки почернели.

Утром мама сказала, что нашла в Ярославле работу в школе для трудновоспитуемых детей.

Мама и тети часто называли меня трудновоспитуемой. Дети в маминой школе большие, наверное, ей страшно приходить по утрам в школу. Мама обещала взять с собой Ройне в Ярославль. Мне тоже очень хотелось поехать с мамой, но она не могла взять сразу нас обоих. У нее мало денег. Мне пришлось остаться. Она пообещала приехать за мной на следующую зиму.

Больше всего мне хотелось на улицу, кататься на санках и лыжах на берегу нашей Хуан-канавы. В морозные дни мы заливали горку водой и катались на дощечках или просто на ногах. Было страшно, когда приходили большие мальчишки, они толкали или подставляли ножку, а сами хохотали во все горло, когда мы падали. А когда становилось холодно, мы забирались к кому-нибудь на печку, рассказывали друг другу сказки и страшные истории.

По вечерам бабушка кормила и поила скот, доила корову, а дедушка и дядя Антти растапливали печки: большую круглую печь и маленькую буржуйку, которую ставили на кухне на зиму. Буржуйка накалялась докрасна, у всех краснели лица, а у Арво начинали закрываться глаза.

Потом бабушка стелила нам постель, грела одеяла, приложив к горячей круглой печке, а когда мы укладывались спать, она возвращалась к буржуйке.

Бабушка привезла из Ленинграда много пряников и конфет и сказала, что скоро Пасха — дети будут ходить с вербой по домам и надо будет раздавать гостинцы.