Движением руки императрица отпускает грека, а Ида Ференци приглашает барона. Когда спустя несколько мгновений Ида Ференци входит в комнату, она видит Елизавету в слезах. В эти ужасные минуты снаружи доносятся звуки быстрых, упругих шагов. Это Франц Иосиф.

— Нет, нет, подождите! Пока не впускайте! — взывает Елизавета.

Ида Ференци бросается к двери:

— Я покорнейше прошу Ваше величество подождать одну минуту!

Император остаётся за дверью вдвоём с Нопчей, который едва владеет собой. Елизавета тем временем вытирает слёзы.

— По моему лицу что-нибудь видно? — спрашивает она. — Ну, будь, что будет, пусть он войдёт...

Упругой походкой входит Франц Иосиф. Одному Богу известно, какие слова подобрала императрица, чтобы сообщить мужу страшную новость. Сломленный, понурив голову, несчастный отец покидает её комнату.

— Пойдёмте со мной, барон!

Елизавета тем временем спускается в комнату Иды Ференци и застаёт там Катарину Шратт, которая в последнее время зачастила к Их величествам, и первым делом всегда направляется к самой близкой к императрице, облечённой особым доверием придворной даме, словно для того, чтобы засвидетельствовать, что не происходит ничего тайного, скрытного и двусмысленного. На этот раз молодая актриса, спокойная и добросердечная, особенно желанна для императрицы, которая находит, что в такой момент император больше чем когда-либо нуждается в безыскусном утешении, убитая горем мать вряд ли его способна дать. Императрица сама провожает фрау Шратт к мужу. Потом она вспоминает о дочери. Валерии нет в её комнатах. Елизавета велит разыскать дочь. Та появляется весёлая, ничего не Подозревающая, и застаёт свою мать в слезах.

— Рудольф очень, очень болен, — всхлипывает Елизавета, — уже нет никакой надежды!

Валерия обнимает её и садится рядом.

— Вот-вот случится самое страшное... — продолжает императрица.

— Он убил себя? — спрашивает Валерия.

Елизавета вздрагивает.

— Почему ты так думаешь? Нет, нет, похоже, да почти наверняка эта девушка дала ему яд.

Снаружи доносятся шаги.

— Это папа, — говорит Елизавета, — прошу тебя, сохраняй спокойствие.

В тот момент, когда в комнату входит Франц Иосиф, обе женщины бросаются ему на шею, и все трое замирают обнявшись. И мать, и дочь хотели бы казаться спокойными, чтобы поддержать отца, но обе видят, что его героический пример поддерживает их в этом огромном горе.

— Позовите Стефанию, — бросает император.

Всхлипывая, появляется кронпринцесса. Елизавета участливо, почти по-матерински, спешит ей навстречу. Приходит и жених Валерии:

— В такие моменты нужно целиком положиться на Бога, — замечает он.

— Всемогущий Иегова страшен в своём гневе... — возражает Елизавета.

У неё вырываются те же слова, что и тогда, когда нашёл свою смерть Людвиг II Баварский.

Тем временем Ида Ференци возвращается в свои покои. В холле она обнаруживает ожидающую её старую баронессу Вечера. Ида Ференци встречает её неприветливо:

— Что вам угодно, баронесса? У меня нет ни малейшего желания видеть вас. Уходите, прошу вас.

Но та продолжает стоять на своём:

— Мне необходимо поговорить с Её величеством императрицей.

— Но, баронесса, это невозможно!

— Я должна, должна, я потеряла свою дочь, только она может вернуть её мне.

Баронесса ещё не знает, что произошло. Она, разыскивая дочь, побывала у начальника городской полиции и у премьер-министра графа Таафе, но, поскольку здесь был замешан кронпринц, оба должностных лица посоветовали ей отправиться к Её величеству. Ида Ференци опять возвращается к Елизавете.

— Она уже всё знает? — спрашивает императрица.

— Нет!

— Бедная женщина! Хорошо, я выйду к ней.

Ида Ференци испуганно отвечает:

— Подождите ещё минуту, Ваше величество, я попрошу поговорить с ней Нопчу.

Обер-гофмейстер, хоть и взял на себя эту миссию, но ничего толком баронессе не объяснил, и она настаивает на своей просьбе.

И вот, полная достоинства, императрица стоит перед взволнованной женщиной, требующей свою дочь, которую, говорят, кронпринц увёз с собой.

— Соберите всё своё мужество, баронесса, ваша дочь мертва! — говорит мягко Елизавета.

— Дитя моё, моё любимое, прелестное дитя! — во весь голос принимается причитать Вечера.

— Знайте же, — громко продолжает Елизавета, — что и мой Рудольф мёртв!

Баронесса бросается к ногам императрицы и обнимает её колени:

— Моё несчастное дитя, что она сделала? Она сделала это?

Всё случившееся мать поняла именно так и считала, как и императорская чета, что её дочь отравила кронпринца, после чего отравилась сама. После мучительной паузы Елизавета покидает баронессу со словами:

— А теперь запомните, что Рудольф скончался от сердечного приступа!

Между тем в Майерлинг прибыла комиссия во главе с лейб-медиком гофратом фон Видерхофером. Он первый, кто после Хойоса и камердинера Лошека вошёл вместе с ними в роковую комнату. Видерхофер велел первым делом открыть закрытые ставни и при свете дня увидел на постели распростёртую девушку с распущенными волосами с зажатой в руке розой. Кронпринц находился в прежней позе — полусидя, но на полу заметили револьвер, выпавший из его окоченевшей ладони. В стакане на ночном столике оказался вовсе не яд, а всего лишь коньяк. Врач кладёт на спину давно остывший труп и замечает на черепе следы от пули: она вошла в один висок и вышла из другого. Точно такая же рана и в черепе девушки. Обе пули обнаруживают в комнате.