Семейные приключения животных (сборник)
вернуться

Ваненко Иван
Шрифт:

XXXIII. Щеглячье хвастовство, или О том, что похвальба молодцу пагуба

Раз Щегол молодой Так хвалился собой, И порочил всех птиц И Чижей и Синиц, – Что де видом своим Не сравняются с ним; А иная поет Лишь три месяца в год: Например, Соловей – Все молчит, дуралей, Целый день только спит, Нос поднявши сидит; А как я? – день-деньской Голос слышится мой – От зари до зари Так пою, что люли! И хозяин-то мой Не нахвалится мной: Видно я ему мил, Коль по воле пустил. Да и правду сказать, Как меня не ласкать: Как одет я пестро, Загляденье перо; А как голос звучит – Так в ушах, чай, трещит! Посмотрите, – и Кот Сел разинувши рот… Вот не птица, – а он, Видно пеньем пленен; Мыслит, чай: молодец И красив и певец! – Дай к нему подлечу, Позвончей прокричу: Пусть же он обо мне Всей расскажет родне… Он к Коту подлетел…. Тот схватил, – он запел, По не так, самохвал, Как он в клетке певал.

XXXIV. Собачья участь, или О том, что в жизни не все зависит от счастья

На солнышке две старые собаки В свободный день такую речь вели: «Ах, кумушка!» одна сказала, «враки, Чтоб нами рок не правил на земле… В пример тебе – родные мне щенята, (Судьба дала мне двух в один принос), Шерсть в шерсть родились, истые два брата, И все в отца, – а он был знатный пес!. Я их кормила вместе, одинако; Ласкала их, строга была порой. Но никогда я не скажу, однако, Чтобы один был хуже, чем другой. Когда кормить их стало мне напрасно: Они могли уж сами есть и пить, – Наш дворник, плуг и пьяница ужасной, Украл, да и – изволил их пропить! Спустя уже никак четыре года Узнала я судьбу щенят моих…. Не правда ли, ведь одного приплода? – А разница какая в жизни их… Да, первый был счастливое творенье: Купил его господский человек, И, барину поднесши в день рожденья, Его судьбу устроил тем на век. Попал он в руки. – Ну, образовали, – То есть учили плеткой ловким быть, – Иль полюдски сказать – трассировали; И вот ему далась наука жить. За то уже и зажил он на чудо: Спать к барину ложился на постель, С боярского его кормили блюда, Ошейник дали, с надписью; Фидель! Другому участь выпала иная: Его какой-то лавочник купил; И, думая, собака он простая, – Щенком его ни мало не учил. Дворняги стали все ему знакомы; Ну, тут уже хорошего не жди: Он выучил их глупые приемы – Иль ластиться, иль лаять без пути; И, словом, он ни в чем не знал сноровки За то пришлось, весь век жить на дворе; Сначала он привязан на веревке, А там и на цепь, к темной конуре. Так вот какая разная им доля! – «Эх! эх! «в ответ протявкала кума: «Тот и счастлив, кто в юности был в школе: Ученье свет, а не ученье тьма!»

XXXV. Воронья важность, или О том, что иногда одна наружность доставляет почет

(Галочья сплетня)

На Чечетку раз Синица Страшно сделалася зла, – Будто та вишь небылицу На нее Скворцу сплела; – Подлетела к ней с упреком И давай ее бранить; Гонит с места зобом, боком; – Та не хочет уступить…. Не взяла-б Чечетка криком: Как Синица посильней, Так в её азарте диком Плохо было бы от ней. За Чечетку же вступился Долгоносенький Кулик; Расхрабрился, распушился, – Поднял страшный писк и крик! Заходил вокруг Синицы – Так и лезет грудь на грудь; Нос уставил точно спицу, – Так и хочет долбонуть!.. И дошло-б у них до драки (Птичье ль дело бы дебош? Но в азарте, как собаки, – И водой не разольешь! Тут Ворона подлетела – В миг все стихнуло при ней; Та покончила все дело Лишь осанкою своей. – Ни Чечеткам, ни Синицам От Вороны нет обидь, – Но солидной, важной птицы Страшен даже самый вид!