Шрифт:
– Где остальные?
– оглядываясь, спросил Лысый.
– Мертвы, - коротко ответил Бэн.
– Разорвало ядром.
Нахмурившись, незнакомец посмотрел в сторону удаляющегося корабля, объятого пламенем.
– Что ж, очень жаль.
5.
Винтада. Его родной дом. Винтада - место, где жила его мечта.
Кейн наклонился и набрал горсть родной земли. Пыль вперемешку с пеплом сочилась сквозь пальцы, ветер подхватывал её и уносил в море. Свинцовые тучи нависли над ним. Прозвучали первые раскаты грома.
Ливень беспощадно хлестал его тело, струи воды текли по лицу, смешиваясь со слезами. Ветвящаяся молния вспыхнула и погасла, осветив одинокую фигуру, которая карабкалась к вершине. Ноги вязли в грязи, он падал на острые камни и раны сочились кровью. Но Кейн не останавливался. Мышцы рвались от напряжения, но он лишь крепче сжимал истёртыми ладонями ремни и тащил каменные надгробья к вершине.
У него нет права останавливаться.
Нет.
Его крик сливался с раскатами грома и он делал ещё один шаг.
Тонред Байлетс стоял у подножия горной тропы. Пнув пустую бутылку, лежащую на его пути, он начал подъём.
Небольшое плато с ковром из пожелтевшей травы, со всех сторон окруженное кусками нависших скал. Три камня - два больших и один маленький - стояли в середине. У этих валунов, спиной к нему, сидел человек в грязном, со следами засохшей крови, разорванном мундире колониального разведчика, а у его ног стояла наполовину пустая бутылка. Тонред тихо подошел к нему.
– Она мечтала жить на берегу моря, каждый день любоваться закатами и рассветами.
– Пустой, безжизненный голос Кейна заставил его сердце болезненно сжаться.
– Говорила, что морской воздух полезен...
– он шумно сглотнул подступивший комок - ...для ребенка. Я обещал, что когда война закончиться, я вернусь и построю нам дом на берегу моря. А к маме хотел перебраться дядя Олмас, - горькая усмешка.
– Старый прохвост был в неё влюблен. Любви все возрасты покорны!
– Брустер потянулся за бутылкой и надолго приложился к ней, а потом махнул на сероватый могильный камень.
– Этот камень должен был стать фундаментом нашего дома.
– Кейн встал, его жутко качало, но он опёрся на валун и повернулся к Тонреду.
– Должен был, но, как видишь, не стал.
Его было трудно узнать: небритое лицо осунулось, в волосах путались комки грязи, под глубоко впавшими глазами чернели мешки.
– Кейн...
Брустер проковылял к краю плато. Море бушевало, каждый порыв ветра заставлял его качаться, точно сухой лист на гнилой ветке.
– Кейн... Кейн, послушай меня. Война закончилась, нас ждёт новая жизнь.
Он хрипло засмеялся, чуть не захлебнувшись алкоголем.
– О дааа!!! Война закончилась! Война, которой никогда не было! Урааааа!!!
– он перестал смеяться и посмотрел на замолчавшего Байлетса.
– Да, Тон, война закончилась. А кто победил? М? Старый мир ушел на дно. Пуф!
– он развёл руки в стороны.
– И всё... А теперь, оказывается, он таким и был! Не было никогда войн! Все жили в радости, счастье и единстве! Давайте возьмемся за руки и поводим хоровод, йииихооо!!!
– Кейн, зачем ты так...
– А как надо? Принять новую, слащавую историю об идеальном прошлом, которую придумали эти мудаки из Акмеи? И кому я её буду рассказывать?
– он замолчал.
– Тебя дома ждёт семья, Тон. Жена, сын. А меня вот никто не ждет. Я никому не нужен. У меня нет будущего. Я один. Совсем один... Я выжил на этой войне и вернулся в пустой дом... Хотя, - он горько усмехнулся, в глазах заблестели слёзы, - у меня даже дома-то не осталось. Мама умерла. А Матильда, - он запрокинул голову к тёмным небесам, по щеке заскользила слеза, - Матильда тоже умерла... А ребёнок? Мой ребёнок, Тон? Моя девочка... Я никогда не услышу её голоса. Не возьму её на руки. Не поцелую на ночь.
– Кейна затрясло.
– Она никогда не пойдет на первое свидание... Никогда не скажет - ты скоро станешь дедушкой... НИКОГДА!
Он в ярости швырнул бутылку в равнодушное море, и, не устояв, упал на землю. Острый камень рассёк ему лоб. Кровь, смешиваясь со слезами, стала заливать лицо. Не замечая этого, Кейн подполз к маленькому надгробному камню и обнял его.
Это моя вина, Тон... Если бы я не приказал ждать ночи... Если бы мы атаковали сразу, они были бы живы... Моя вина... только моя...
Он до крови царапал свои пальцы о камень. Об имя своей нерождённой дочери.
Она никогда не скажет мне "папа" Тон... Никогда.
Тонред сделал шаг назад. Ему было больно видеть это, больно слышать. Он перевёл взгляд на один из камней и прочёл имя - Матильда Брустер.
Тон закрыл глаза.
Да, Кейн, так будет лучше.
Он развернулся и уже собрался уходить, но остановился у края плато. В последний раз Тонред обернулся и посмотрел на человека, лежащего ничком, бормотавшего что-то бессвязное, обхватив руками могильный камень и водя пальцами по выдолбленному на нём имени.
Да, так будет лучше для всех.
Лучше для неё.
Прощай, Кейн.
6.
Рывком Кейн вернулся в сознание. Его мозг готов был взорваться от напряжения, из носа и ушей шла кровь, лёгкие горели, а перед глазами мелькали давно забытые образы, вспыхивали лица, звучали имена. Пересилив нахлынувшее безумие, Брустер заставил уже было одеревеневшие мышцы работать. Но он ушел слишком глубоко под воду и до сих пор продолжал погружаться. Несмотря на отчаяние ему всё же удалось засунуть руку в карман и вытащить ещё один кастет, который он вместе со вторым затолкал в рот и крепко стиснул зубами. После этого с огромным усилием стянул с себя плащ. Почувствовав облегчение, он рванул к поверхности, напрягая последние силы и почти теряя сознание от нехватки воздуха.