Шрифт:
— Я ведь в девчонках два года с тунгусами прожила, под Турой. Их язык знала, — сейчас забыла. И слова эти ломболон, унтувун — ихние. Своих не помню, однако. Старая стала.
Стёпка помрачнел. Потом лицо его внезапно просветлело.
— В тайге, слышь, тропы остались.
— Знаю, — отозвалась Катька.
— Засечки там на старых соснах.
— Знаю. Только по тем тропам давно никто не ходит.
— Мы разве знаем? — спросил Стёпка. — Тропа травой заросла, но эвенк так ходит — траву не примнёт.
Катька покачала головой.
— Когда тут последний раз эвенк проходил, ты помнишь? И я не помню. Отец говорил — раньше они сюда часто ходили.
Стёпка упрямо повторил:
— А может, и сейчас ходят. Мы не видим — они ходят.
— Ну, пусть ходят. И что?
— У них шаманы ещё есть. Они сильный народ, не такие, как мы.
— Теперь ты глупость говоришь, — покачала головой Катька. — Они тоже теперь в избах живут, телевизор смотрят. Диких-то тунгусов не осталось, поди.
И оба замолчали.
Трещали берёзовые поленца в печке. Гудело в трубе. За окошком было темно, и мороз наваливался на стекло всей своей мощной, тяжёлой белой грудью.
— Ладно, — сказала, пораздумав, Катька. — На той стороне Лонтен-Я живет один тунгус. Далеко, а у меня ноги болят…
— А ты санки возьми, — сказал Стёпка.
— А кто санки повезет? Этот твой кобель, что ли?
Стёпка с сомнением посмотрел на Тарзана. Вздохнул.
— Ладно. Пусть собака сил набирается, ест, раны зализывает. Когда оклемается, — я сам шамана найду. Верную тропу скажешь?
Катька поджала губы, подумала.
— Муки дай, однако. Тогда скажу.
* * *
Раны заживали трудно. Стёпка чего только не придумывал: дёгтем берёзовым смазывал, распаренную пихтовую хвою прикладывал, камень грел — на брюхо псу клал, в тряпицу замотав. Тарзан терпел. Но на брюхе оставались красные по краям, зияющие раны с пульсирующей паутиной синих сосудов.
Потом Степка нашёл в чулане городскую аптечку. Догадался: развел белый порошок из склянки, стал примочки делать. Сначала дело не ладилось, а потом Тарзан вдруг лизать раны начал, беспокоиться, даже лапами чесал.
— Э! — смекнул Степка. — Лекарство помогает, однако!
Он с уважением посмотрел на склянку, с натугой прочитал непонятное слово, написанное мелкими синими буковками.
— Белый человек хорошее лекарство делал! Теперь буду собак лечить.
Оставшиеся склянки бережно обернул тряпкой, положил в консервную жестянку и поставил на полку в красном углу. Пупыг-норма полка называлась — так старики говорили. На полке раньше боги стояли, и разные полезные амулеты: лягушачьи лапки, сушёные ящерки.
Теперь на этой полке стояла рамка с портретом Стёпки: Стёпка был молодой, красивый, в городском пиджаке. Он тогда жениться надумал, пиджак купил, а невесте — в подарок — большой котёл.
Только не понравился подарок невесте. И в тот же вечер в буфете маленького аэровокзала Стёпка пропил и котёл, и пиджак, и все деньги.
А фотография осталась, — в ателье делали; Стёпка сразу, как пиджак надел, в ателье пошёл. Хотел фотографию тоже невесте на память подарить.
Теперь рядом с фотографией, жёлтой, засиженной мухами, лежало и чудодейственное лекарство.
А вскоре Тарзан уже сам на улицу просился. Ходил ещё плохо, на обмороженные лапы наступал осторожно. А выйдя за дверь, падал в снег брюхом и скалился, глядя в чёрную тьму леса. Словно видел там что-то такое, чего не видит больше никто.
* * *
Старый эвенк в посёлке действительно был. Но звали его по-русски Тимофеем, и работал он сторожем в сельской школе-восьмилетке. В школе, в маленькой комнатке с отдельным входом, он и жил.
Стёпка с Тарзаном вошли к Тимофею с опаской. Тимофей лежал на кровати, смотрел на гостей молча.
— Здравствуй, Тимофей, — сказал Стёпка, робея, и не зная, какое слово можно сказать, какое — нет: много было рассказов в детстве о том, как приходили злые тунгусы, грабили, девок в свои далёкие стойбища уводили.
Тимофей глянул строго, не поднимая голову с подушки.
— Хвораю я, — неожиданно тонким голосом сказал он. — Школьный доктор смотрел, — сказал, надо в район ехать, операцию делать. Живот резать, что ли.
Стёпка закручинился. Потом вспомнил:
— Зачем резать? У меня лекарство есть, знаешь, какое? Вот эту собаку за три дня вылечил. Я его с собой взял, лекарство, на всякий случай.