Шрифт:
– Куда?
– Пойду утоплюсь.
Насколько помнила Ольга, для Артема это была предельная степень гнева. Обещание утопиться, застрелиться и повеситься означало крайнее возмущение, а так же отказ от переговоров и компромиссов. Таким образом он "умывал руки" и "отворачивал лицо свое" от нерадивых домочадцев. Им оставалось только немедленно капитулировать и безоговорочно признать свое поражение. У нее возникло странное чувство, как у актера, забывшего свою роль и растерянно глядящего в темноту суфлерской будки. Впрочем, сегодня играть пьесу "Благородный отец" было некому: актеры разбежались, сцена опустела.
– На озере ни одной проруби нет, я уже проверила, - Санькин голос сочился ехидством.
– Но мы с тобой можем слепить снеговика.
– Вот не надо говорить, что мне можно, а что нельзя. Я на сегодня педагогическую норму уже выполнил и перевыполнил.
Артем успел взять себя в руки. Но, хотя его лицо было совершенно неподвижно, в голосе клокотала холодная ярость. Кажется, до Саньки так и не дошло, что сейчас происходит между ее родителями. Впрочем, его младшая дочь всегда была совершенно искренним и простодушным эгоцентриком. Она протянула Артему блокнот:
– Я тут кое-что набросала. Насчет собачьего приюта.
Поверх блокнота Артем упорно смотрел на Ольгу, которая швырнула мокрую тряпку на стол, и стояла, опершись ладонями о столешницу, оставив мужу на обозрение лишь часть щеки и заправленные за ухо пряди рыжих волос.
– Не сейчас.
– Но папа!
Артем резко повернулся и, задев плечом Санькину руку, быстро пошел к двери. Блокнот описал в воздухе дугу и с тихим шелестом опустился на пол, из него, словно осенние листья, выпорхнули и разлетелись по углам разноцветные бумажки. Одна из них скользнула под диван. Из прихожей раздался грохот, что-то обрушилось на пол, хлопнула входная дверь.
Маришка посмотрела в окно, Нинка выглянула за порог кухни.
– Сорвал вешалку...
– Ой, в тапках ушел...
– Ну, все правильно. Назло врагам отморожу уши...
Первой хихикнула Санька, Марина сначала закашлялась, но когда Нинка захохотала заливисто и радостно, с облегчением перестала маскироваться и присоединилась к веселью. Наталья сидела за столом и улыбалась, подперев щеку ладонью. Ольга фыркнула и посмотрела на подруг. Это даже не театр. Это старый добрый балаган под названием "Цирк сгорел, клоуны разбежались". Теперь ей казалось, что ноги у нее ослабели от смеха. Плюхнувшись на стул, она тряслась в безудержном хохоте вместе со всеми, пока не почувствовала на плечах теплые Нинкины руки.
Глава 8
Санька ушла посидеть в баре ресторана.
– Буду приглядывать за папкой из засады, - пообещала она.
Подруги разместились на кровати в Нинкиной комнате.
– Оль, бери подушку, тебе, как пострадавшей самое удобное место, - распорядилась Нинка.
– Я, как хозяйка кровати, сижу в партере. Ну и вы, дорогие гости, тоже заходите.
Дорогие гости зашли с бутылкой вина и бокалами, Наталья с большущей чашкой чая. Время от времени она нюхала горлышко бутылки, потом со страдальческим видом делала из своей чашки очередной глоток.
– Ну, рассказывай.
– Что, собственно, рассказывать? Все пошло и банально. Залезла к мужу в телефон, прочитала сообщение. "Люблю. Жду. Скучаю. Твой Ангел". Вся история.
– Что за Ангел?
– Об этом история умалчивает.
– Нет, а что он сказал, как себя вел. Он понял, что ты знаешь?
– Да брось ты эти художественные подробности.
– Ну правильно, зачем нам подробности? Тем более художественные. И зачем только писатели стараются, когда можно, например, просто рассказать, что один неуравновешенный вьюнош решил доказать себе, что он не тварь дрожащая, а право имеет и зарубил топором двух женщин. Скрываясь от следствия, познакомился с проституткой. Потом менты вышли на его след, и вьюнош этот отправился на каторгу, прихватив заодно и проститутку, уже исправившуюся. Коротко и ясно.
– Что-то знакомое... Но вы не отвлекайтесь...
– Наталья, как всегда была последовательна.
– Вчера вечером попробовала с ним поговорить.
– И...?
– Сказал, что все сложно, и ушел спать в Женькину комнату.
– И...?
– И все.
Некоторое время Нинка молчала. Как самая сведущая в мужиках, она имела право высказаться первой.
– Знаешь, Оль, такой облом я пережила только один раз. В детстве.
– В ее голосе звучала искренняя печаль.
– Помнишь дефицитные восьмидесятые, переходящие в голодные девяностые? А шоколадного Деда Мороза помнишь?
– Еще бы.
– Вот так получаешь в руки огромный кусок шоколада, разворачиваешь трясущимися руками фольгу, откусываешь, а там...
– Что?
– Ничего там нет! Пустой внутри.
– Ты это о чем?
– О том, что Артем на проверку оказался вовсе не идеальным мужем. Просто у него была идеальная жена.
– Почему была?
– Вмешалась Наталья.
– Ничего еще не известно. Вот не надо сразу людей разводить.
– Ты права, подруга. Разводить не будем. Просто с сегодняшнего дня у него будет другая жена. Такая, какую он заслужил, кобелюка проклятый.