— Вы как?

— Хорошо… Прости, не ожидал подобного заявления… Но ты прав… Я всегда надеялся, — Люпин провел рукой по своим волосам. — Но я всегда сомневался в нем. Вся его семья разделяла взгляды Сам — Знаешь-Кого. И я…

Мальчик обул сапоги и осторожно заправил в них брюки.

— Вы слишком легко потеряли веру в близкого человека.

— А что мне оставалось? Чтобы ты сделал, если бы Дориана поймали за то, что он больше всего походил на того, кто нападал на людей и выпивал их кровь?

Гарри тяжело вздохнул и подошел к двери.

— Начал бы искать улики, которые оправдали его, а если бы мне не удалось это, то помог бы ему сбежать.

— А если бы это был действительно он?

— Это не мог бы быть он. Вампиры нападают только тогда, когда сами потеряли много крови. Это сродни рефлексу… Они не убивают ради развлечения… А Дориан… Он дотянул бы до меня. Скорее всего, ваша компания не была сильно дружна, если только вы не знали истинного Хранителя. И вы так и не нашли времени, чтобы навестить меня. Из–за чего была ссора?

Ремус уронил чашку на пол.

— Ты слишком проницателен для своего возраста… — пробормотал оборотень. — Меня подозревали как шпиона Того–кого–нельзя-называть в Ордене Феникса.

— Вера — это так много в этой жизни. Как жаль, что она умирает первой.

— А что же тогда остается?

— Надежда… профессор… надежда…

Гарри вышел из комнаты в еще большей задумчивости, чем был до этого, и побрел в гостиную.

Последующие дни пролетали как в тумане. Мальчик продолжал готовиться к дуэлям. Пару в тренировках ему составлял Дориан. Полувампир ни о чем не спрашивал его, только хмурился и бросал задумчивые взгляды. Эдвину было поручено нарисовать знамя для отряда. Все с затаенным страхом ожидали результатов. Но Эрстед никуда не спешил, он был слишком увлечен созданием куклы.

Отряд Гарри должен был выступить против другого отряда седьмого декабря. Каждый из ребят мог неплохо работать самостоятельно, но в команде они никак не могли сойтись. Дориан всегда рвался вперед. Офелия изображала в высшей степени безразличие. Мирослава постоянно отпускала саркастические замечания и доводила всех до белого коления. Эдвин предпочитал что–нибудь рисовать, вместо того, чтобы что–нибудь делать. А Альберт просто сидел молча и мечтательно смотрел куда–то вдаль. Вечер среды не был исключением.

Дориан пытался в одиночку поразить все подвижные мишени, но из шести удалось достать только две. Он несколько раз отталкивал Гарри со своего пути. Один раз Поттер упал и сильно ударился коленом.

— Из тебя не получится балерины, Поттер… — протянула Беливук, сидя на подоконнике и выцеливая мишени оттуда.

Офелия, не глядя, метнула заклятие через плечо и случайно попала в Эдвина, который пытался на земле вывести какие–то руны, но увлекся так, что изобразил целого волхва.

— Тренировка обещает быть плодотворной… — мечтательно протянул Грегорович, снимая проклятие с Эрстеда.

Все эти повторяющиеся изо дня в день ситуации разозлили Гарри. Мальчик зарычал, от неожиданности все вздрогнули. Неужели только для него эти тренировки так много значат? Только он хочет победить и доказать, что они все что–то стоят?

— Зачем вы здесь? Если вам это было не нужно с самого начала, то и записываться сюда не стоило! А теперь уже поздно бежать с этого корабля. Если вы решили что–то делать, то продолжайте, а не бросайте на полпути! — зло проговорил мальчик.

Температура в комнате заметно понизилась.

— Дориан, ты когда–нибудь слышал о понятии работать вместе? Какое из сказанных мной слов вызывает у тебя проблемы с восприятием или пониманием? Ты мне друг, но тут между нами иные отношения и попрошу прислушиваться ко мне!

Полувампир надулся, но не проронил ни слова.

— Мирослава, ты так искусно критикуешь каждого из нас! Возможно, ты пристыдила бы нас еще сильней, если бы показала нам на своем примере, как все делать правильно?

Беливук густо покраснела, но поспешила опустить голову и спрятаться за копной белых волос.

— Эдвин, я преклоняюсь перед твоим талантом художника, но если ты считаешь, что при виде твоих рисунков кто–то из соперников падет ниц перед тобой и сам принесет тебе знамя, то ты сильно заблуждаешься!

Эрстед закусил карандаш и продолжил внимательно следить за Гарри.

— Альберт, я рад, что ты у нас отличаешься редкой проницательностью, смежной с оглашением очевидного, но я бы хотел чаще видеть тебя с палочкой в руках, а не в качестве философа–созидателя, который каждый раз восстанавливает все за другими.