Шрифт:
Я прожил с женой в этой квартире, с этой обстановкой почти шесть лет и всегда полагал, что стоящее посреди комнаты кресло может служить местом лишь для чтения газет и просмотра телевизионных передач. Но наша неутомимая на выдумки посетительница с легкостью доказала ошибочность моего мнения. В течение часа мы с Вовкой, сменяя друг друга, то пристраиваясь спереди, то сбоку, то залезая верхом, испытывали на прочность ножки старого трудяги. К его чести, он выдержал испытания.
В следующий час настала очередь дивана. Но тут вдруг обнаружилось, что инструменты для нашей работы пришли в негодность и, несмотря на все ухищрения Марины, отказывались выполнять свои функции. Мы уже готовились выбросить на ринг полотенце, но наша гостья, нисколько не смущаясь, подсказала нам пару способов, позволявших обойтись без бастующих сотрудников. Работа закипела с новой силой.
К концу третьего часа мы с Вовкой, взмыленные и обессиленные, распластались на диване. Марину же, судя по всему, проведенное время только раззадорило, и она готова была и дальше продолжать любовные забавы. Первым капитулировал Вовка.
– Мариночка, - залибизил он, обращаясь к клиентке, - уже время обеда. К тому же у нас с Александром назначена деловая встреча.
Наша гостья надула щечки.
– Ну, хорошо, - согласилась она после недолгого раздумья, - но я рассчитываю, что завтра вы отмените все свои встречи.
Нам ничего не оставалось, как принять условия Марины. Перед уходом, наша клиентка раскрыла сумочку и, достав оттуда три пятидесятидолларовые купюры, положила их на столик.
Сто пятьдесят баксов! Еще два дня назад о таком заработке мы с Вовкой могли только мечтать. Теперь это стало реальностью. За три часа мы заработали сумму моего месячного оклада в институте. Мы стояли у столика, тупо взирая на бледно-зеленые бумажки. Странно, но радости мы не ощущали. Более того, нам было неимоверно грустно.
На следующий день нам пришлось ублажать Марину в течение пяти часов (с часовым перерывом на обед), начиная с девяти часов утра и до трех часов пополудню. Справедливости ради, надо отметить, что последний час я работал в одиночестве. У Вовки подскочило давление, и он, обмотав голову мокрым полотенцем, отсиживался на кухне. Вышел Вовка из своего убежища только после ухода Марины. На столике лежали деньги, оставленные нашей клиенткой, но мой друг брезгливо от них отвернулся, как от блевотины.
– Саша, ты с Мариной на завтра договаривался?
– простонал он.
Я отрицательно покачал головой.
– Вот и хорошо. Давай сделаем перерыв на пару дней. Устал я немного. Да, и если честно, мутит меня от этой работы.
Я не стал напоминать другу, чья это была инициатива. Думаю, он и сам это прекрасно помнил. Собрав вещи, Вовка уехал к маме, пообещав вернуться через два дня.
На следующий день, утром, когда я уже заканчивал свой туалет, раздался звонок. Досадно поморщившись, я пошел встречать посетителей. На пороге стояла девушка лет двадцати пяти-двадцати семи, довольно миловидной внешности, в джинсах и со спортивной сумкой на плече.
– Я по объявлению, - бросила посетительница и, не дожидаясь ответа, решительно направилась в квартиру. В комнате девушка по-хозяйски поставила сумку на стол, а затем, передвинув кресло к окну, удобно в нем расположилась. Мне она указала место напротив нее, на диване.
– Прежде, чем мы приступим к ммм..., - девушка запнулась, подбирая подходящее слово, - ... к делу, я хотела бы поближе познакомиться с вами. Как ваше имя?
Я представился.
– Это, - гостя указала на диван, - ваш единственный источник дохода или вы еще где-то работаете?
Я почувствовал нотки высокомерного презрения в голосе посетительницы. Признаюсь, меня это сильно задело, и я завелся. Какое право имеет она так со мной разговаривать?! Она, пришедшая сюда удовлетворять свою похоть за счет денег, которые, не исключено, берет из заработка своего мужа! Какое право имеет она попрекать меня моей работой, которая, может быть, мне самому противна! Да, я знаю, моя деятельность не достойна уважения. Но другого способа заработать двадцать тысяч баксов у меня нет. Что касается мнения по этому поводу некоторых высокомерных особ с тугими кошельками, то мне на него наплевать!
Все это я в возбуждении выпалил своей гостье, яростно при этом размахивая руками и брызгая слюной. Девушка слушала внимательно, но ни один мускул ее лица не выдал чувств, которые, как я полагал, должна бы вызвать моя исповедь. Когда я замолчал, она ровным голосом спросила:
– Вы говорили о двадцати тысячах долларов. Зачем вам эти деньги?
Я принялся сбивчиво рассказывать о Проблеме, об испытательной установке, о тех результатах, которые можно получить с ее помощью. Однако заметив, что моей собеседнице явно не интересна тема разговора, махнул рукой и замолчал.