Я полез в буфет, достал с полки пятьсот долларов и передал их налоговому инспектору.

– Оставайся здесь, - приказал Скворцов и направился к своим товарищам.

Я сел на табурет и стал ждать. Минут через пять я услышал шаги в коридоре. Хлопнула входная дверь, и все стихло. Я прошел в комнату. Там никого не было. Схватив телефонный аппарат, я набрал Вовкин номер. Выслушав мой рассказ, Вовка огорошил меня вопросом:

– Ты попросил их показать документы?

Я вынужден был признаться, что об этом в тот момент даже не подумал.

– В таком случае, проверь, все ли ценные вещи у тебя на месте.

Единственными ценными вещами в моей квартире были женские золотые украшения, доставшиеся мне в наследство от матери. Я открыл шкаф и заглянул в шкатулку. Она оказалась пустой.

– Не расстраивайся, - успокоил меня Вовка, - если бы нагрянула настоящая налоговая полиция, ты бы так легко не отделался. Я вот о чем подумал, - после недолгой паузы продолжил мой компаньон, - нам надо менять тактику. Пора обзаводиться постоянной клиентурой. Одна клиентка у нас уже есть. Это Марина. Далее...

В этот момент мой взгляд упал на пустую шкатулку. В глазах зарябило, а к горлу подступил горький комок. Я, что было мочи, заорал в трубку:

– Пошла она на х... твоя Марина. Пошла на х... твоя Проблема, пошла на х... твоя установка. Пошел ты сам на х... .

Я бросил телефонную трубку. Горький комок продолжал разрывать горло. Глаза заволокло мутной пеленой. Я повалился на диван и уткнулся в подушку.

Не знаю, как долго я пролежал в таком положении, но когда я очнулся, в комнате было уже темно. Меня потревожил телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал Вовкин голос:

– Не хотелось тебя беспокоить, - вкрадчиво начал он, - но ты включи телевизор на шестой канал.

– Только телевизора мне сейчас не хватает, - проворчал я в ответ.

– Включи, я прошу, - повторил свою просьбу Вовка и повесил трубку.

Я подошел к телевизору и включил шестой коммерческий канал. На экране какой-то мужик, яростно жестикулируя, спорил с невидимым собеседником. Глаза и часть лица оратора закрывала черная полоса. В то, что говорил мужик, я не стал вникать, хотя манера его поведения показалась мне знакомой. Но тут раздался голос его собеседницы: "Вы говорили о двадцати тысячах долларов. Зачем вам эта сумма?"

Колени мои задрожали и я, чтобы не упасть, опустился в кресло. Первая мысль, пришедшая в голову, отдавала черным юмором:

– Мечтал о славе, Сашок? Теперь прославишься!

Было ясно, что черная полоса на физиономии меня не спасет. Большинство из моих коллег, особенно тех, кто знаком с моей работой, несомненно, меня узнают. Я представил, с каким злорадством завтра в институте будут обсуждать мою персону. Обхватив голову руками, я с силой сжал виски. Что делать? Бросить все и уехать куда-нибудь подальше, где меня никто не знает? А может быть разом покончить со всеми проблемами? Выйти на балкон, да сигануть с шестого этажа на бетонный козырек подъезда?

Мысли роем пчел кружились у меня в голове, безжалостно жаля душу и отравляя сознание. Вконец обессиливший, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В таком состоянии я провел час или полтора. Очнулся я от телефонного звонка. С трудом поднявшись, я подошел к телефонному аппарату.

– Здравствуйте, - услышал я женский голос, - вы, наверное, на меня обиделись за телевизионную передачу? Но лицо ваше мы не показали и голос постарались изменить.

– Что вам еще от меня нужно?
– устало промычал я.

– Мне лично от вас ничего не нужно. Но к нам на студию пришел некий субъект и требует, чтобы я познакомила вас.

– Никакого субъекта мне..., - начал было я, но вдруг из трубки раздался хриплый, мужской голос:

– Слушай, братан, меня Виктором зовут. Вопрос к тебе имеется. Ты по телеку правду говорил или туфту гнал на счет хреновины своей? Она что, в натуре, может людям большую пользу принести?

– Может, - тяжело вздохнул я, - но теперь это уже не имеет значения. Я не хочу больше этим заниматься.

– Короче, дело вот в чем, - мой собеседник понизил голос, - грех на мне большой. Такой большой, что душу рвет на части, жить не дает. Пошел в церковь, к батюшке. Он советует молиться во спасение души. "А еще, - говорит, - сделай что-нибудь такое, чтобы людям польза была." Просекаешь? Ты сказал, что твоя хреновина двадцать штукарей стоит? Ладно, дам я тебе бабки. Но с одним условием. Ты мне матерью поклянешься, что ни одной копейки не потратишь впустую. Только на дело. Понял? А сейчас ноги в руки, жопу в горсть и дуй сюда, на студию. Я тебя жду.