– Ты здесь, Шади?

– Здесь. Малва должен подойти уже дней через пять. Готовьтесь выступать из крепости. Он собирается ударить по Атке одновременно с вами.

– Шади, сегодня были переговоры. Руф собирается назавтра сдаваться.

– Почему? Конечно, к Атке пришло подкрепление. Но стены почти целы, потери в людях не так велики и продовольствия у вас достаточно. Вам надо продержаться всего несколько дней.

– Я не знаю, Шади. Кори потребовал, чтобы они после переговоров остались вдвоём. Руф вышел оттуда с лицом человека, которого пытали.

Я холодею. Будь это кто-то другой, не Оллин, я не поверил бы в такое. Но род Руфа жил в его фамильном замке на землях, которые сейчас под властью Сулвы. Он и его дети - волки. Неужели семью коменданта взяли в заложники?

Вассалы Малвы живут по преимуществу на юге, рядом с его землями. Но и тут хватает владений, принадлежащих незначительным благородным, которые в большинстве перешли на сторону Сулвы. А в других краях немало поместий тех, кто давно был приближен к королю и выступил за Великого герцога. Есть ещё жёны из родов, которые теперь оказались враждебными, есть дети и внуки от этих браков. На войне с чужими павийцы порой захватывали заложников - обычно тех, кто мог держать в руках оружие. Но в нашем нынешнем положении это безумие.

Надежда лишь на одно. На то, что угрожать Руфу участью его семьи - личное решение Оллина Кори. Отвергнутому сопернику трудно непредвзято глядеть на вещи, но я не могу не признать, что для Атки есть то, что ему не позволит сделать честь. Или хотя бы здравый смысл. И, бесспорно, каким бы скверным не был нрав Малвы, он на подобные поступки тоже никогда не пойдёт.

– Миро, - спрашиваю я, - тот, кто нам сейчас помогает, видел когда-либо Атку?

– Да, много раз, - сейчас мне отвечает уже другой голос.

– В эту пору он должен быть один в своём шатре. Руфу надо рассказать ему о том, чем угрожал ему Кори. Убеди его, прошу. Я уверен, что Атка ничего не знает. Пусть комендант даст ему клятву, что никто с нашей стороны не будет брать семей их воинов в заложники. Великий герцог, полагаю, потом подтвердит её. И пусть Руф потребует от Атки того же.

У нас обычно клянутся своими предками, своим именем и своей второй природой. Нарушивший слово может сохранить связь со своим иным обликом, но ему остаются лишь самые низкие и скверные его проявления. Оллина Кори это вряд ли остановит, Атку же - пожалуй, да. Я сам совершил в жизни немало дурного и очень много ошибок, но всё же всегда опасался разгневать мою госпожу, и она не обделяла меня своими дарами.

– Я попробую, - говорит Миро.
– Жди здесь.

Я словно бы вижу, как он порывисто разворачивается и уходит прочь. Снег уже не идёт, начинает подмораживать. Я стою, чувствуя, как превращаюсь в ледяную статую наподобие тех, что делают для урготских зимних праздников - от холода или всё-таки от нестерпимого ожидания?

– Ты был прав.
– Даже в той слабой тени голоса Миро, что доносится до меня - изумление и гнев.
– Атка ничего не знал. Он потребует от Кори освободить пленников, и пообещал не брать заложников, если мы не станем этого делать.

– Я буду ждать тут. Расскажи мне, как всё обернётся.

У Оллина нет закреплённой законом власти, и всё его могущество в столице основано, похоже, на влиянии на Сулву. Но здесь нет его патрона, а в войсках Кори, ничем не проявивший себя в сражениях, уважением не пользуется. Разумней всего для него было бы уступить, однако когда он поступал разумно?

Чуть раньше казалось, что мне пришлось ждать долго. Я ошибался. Ночь кончается, а Миро всё ещё нет. Уже светает, когда я слышу взволнованный голос:

– Беда, Шади! Оллин пошёл за пленниками, вернулся и сказал, что они убиты.

– Что с Руфом?

– Я не удержал его.

– Что с ним?

– Он покончил с собой.

– Миро, ты должен принять командование.

– Я даже не вступил ещё в права владения. Я...

К роще идут несколько вооружённых людей.

– Миро, тебя здесь знают. Твоего отца тоже.

Я ещё немного мешкаю на месте, но не дожидаюсь ответа и понимаю, что пора бежать.

Я петлял по лесу, пока не убедился, что удалось оторваться от преследователей. В избушке меня ждали и уже волновались. Койн, не поднимая головы, произнёс:

– Я сходил с ребятами к дороге, нашёл брата и похоронил. Они так его там и оставили. Ты был прав - он умер мгновенно. Крови почти не было.

– Прости, я должен был сказать вам, что сразу вижу чью-то смерть. Хорошо, что вы это сделали. За вами никто не увязался?

Койн отводит взгляд, его мысли явно были заняты другим, но сразу несколько волков откликаются:

– Всё в порядке, мы проследили.

За эти дни отряд научился действовать дружно и согласованно, как стая, выросшая в одном логове. Я сообщаю известия. Кто-то сжимает кулаки, кто-то бормочет проклятия - адресованные Кори, Руфа здесь слишком хорошо понимают, чтобы его проклинать. Для волка нет ничего важнее семьи, для воина ничего важней чести, он потерял и то, и другое.