— Я не могу поверить, что ты рискнула. Она могла убить тебя, — его глаза расширяются,

— Я могу убить тебя за то, что почти произошло.

Я не скажу ему, что боюсь до смерти, думая, что собиралась умереть. Вместо этого я использую

свой сухой, хриплый голос, чтобы сказать.

— Но обернулось же отлично. Так, что ты не убьёшь.

— Это не просто обернулось отлично. Ничто, что ты делаешь, не просто отлично, — он тянет

меня в объятия, — Благодарностей не достаточно. Это даже и близко не стоит.

— Ты вообще не должен благодарить меня, — говорю я.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, любопытно наблюдая за мной.

— Я поставила вещи на свои места, — объясняю я, — Я возместила ущерб, причинённый моей

бабушкой. Мне жаль, что я не в силах повернуть время вспять и отменить всю боль, что она

вызвала твоей семье.

— Не твоё дело восполнять то, что она натворила. Я не вижу смысла.

— А я вижу.

Мы смотрим друг на друга, и тишина тяжелеет под весом того, что произошло здесь сегодня

вечером.

— Что вы скажете людям? — спрашиваю я, — Что скажет твоя мама?

— Не знаю. Мы что-нибудь придумаем, и я обещаю, что ты не будешь упоминаться. Она, ммм …,

она в основном плакала, когда я нашёл вас двоих, — он потирает лицо рукой, — Увидев тебя

лежащую вот так. Я думал …, — он прекращает говорить, но его кадык дёрнулся, когда он

прочистил горло.

Я кладу свою руку на его.

Он снова глубоко вздыхает и выдыхает:

— Она помнит все, что сделала нам, — он продолжает, — но говорит, что не могла остановить

себя. Честно, я не знаю, как мы собираемся справляться со всем этим, но это должно быть проще, чем мы имели дело до этого.

Я понимающе киваю. Затем я спрашиваю кое-что, что вертелось в моей голове:

— В основном ты заботишься о маме и Лиаме, не так ли? Твой папа оставил всю эту

ответственность на тебя?

Губы Лукаса складываются в твёрдую линию. Узнаю его упрямость по его челюсти. Вот так он

выглядит, когда не хочет чего-то говорить.

— Лукас?

Он вздыхает.

— Папа недавно заглядывал с проверкой.

Я жду, но это все, что он говорит.

— Как ты собирался уехать в Колумбию на следующий год и оставить Лиама здесь? —

спрашиваю я.

— Я не оставлю его. Он поедет со мной. Я убедил отца зарегистрировать его в частную школу в

городе. Но теперь это не может быть необходимостью. Он никогда не хотел покидать свою школу в

любом случае.

Не думаю, что могу больше заботиться о Лукасе, чем я уже забочусь, но привязанность к нему, растущая в моем сердце, кажется, не имеет границ. Мне интересно, что он должен был бросить

ради своей семьи. Он притворяется, что бейсбол не имеет значения, но возможно он не мог

позволить ему иметь значение. Он поддерживает эту ауру неприступности в школе, но возможно

он использует её, чтобы держать людей на расстоянии, потому что это более безопасный вариант.

Его пальцы снова гладят мою шею.

— Она не пройдёт так быстро. Ты можешь излечить себя?

— Нет. Нелепо, да? — я пожимаю плечами.

— Почему ты не можешь …

— Не знаю, — я прерываю его, прежде чем он сможет закончить, — Я буду просто носить

шарфики кое-какое время.

Он наклоняется ко мне ещё ближе.

— Скажи мне правду, Рэй. Ты исцелила мою маму и брата одного за другим. Это истощает тебя?

Я качаю головой.

— Совсем наоборот. Я уже начинаю чувствовать себя лучше. Который час? Вероятно, мне скоро

нужно будет возвращаться домой.

Лукас смотрит на свои часы.

— Почти полночь.

Я не нуждаюсь в помощи, но Лукас настаивает подержать меня, пока я выбираюсь из его кровати и

встаю на ноги. Я не выдумала, когда говорила, что чувствую себя лучше. Мне лучше. Кроме моей

ангины, ощущаю себя превосходно, даже лучше, чем прекрасно, и чувствую себя благодарной, что

смогла помочь его семье. Благодарность Лукаса, тем не менее, не укладывается во мне. Я не

думаю, что заслуживаю его.

Лукас проверил Лиама, прежде чем мы вышли к авто Майлза. Затем во время поездки домой, он

звонит Майлзу, и они строят план, где тот отвезёт Лукаса, таким образом, Майлз до утра поставит

Camry своей матери на подъездную дорожку, прежде чем она проснется. Я слышу, как он говорит