Кайл протягивает к ней руку и притягивает к себе её сотрясающееся тело. Я не хочу расстраивать

ее и дальше.

Убитая горем, я медленно пячусь к своей комнате. Как только оказываюсь внизу, я ложусь на

кровать и сворачиваюсь в клубок, ожидая пролития большего количества слез. Но они не

появляются. Вместо этого я чувствую себя потерянной. Чувствую так, словно обманывала себя

семнадцать лет, притворяясь, будто я могла быть нормальной, думала, что могла с лёгкостью

игнорировать целебную силу в своём теле так же, как и владеть, а также помалкивать о ней. До

ужаса хочу поговорить с мамой об этом, что меня до боли выворачивает наизнанку. Теперь, когда я

могу наконец-таки понять, через что она прошла за всю свою жизнь, но она ушла, и я тону.

Я не собираюсь говорить Хлое и Кайлу, что могу извлечь болезнь из Пенелопы, но тогда один из

них мог бы быть ей поражен. Держу пари, что они с радостью согласились бы принести себя в

жертву. Но я не сделаю этого. Не собираюсь сознательно передавать эту болезнь кому-то,

независимо от того, насколько тяжко думать о страданиях Пенелопы. Я не наложу смертный

приговор на кого-либо еще.

Я провожу весь день, скрываясь в своей комнате. Не представляю, как столкнуться с ними, и я

знаю, Хлоя не хочет видеть меня. Я должна уехать, но мне некуда пойти. Я получала сообщения и

звонки весь день, но не брала трубку. Даже не проверяла, кто звонил. Я уверена, что это Гвен, которая желала поговорить про выпускной, и почему Лукас быстро сбежал по среди вечера. И

Лукас, наверное, тоже звонил. Но какая-то часть меня просто не может вынести и слуха о том, как

его маме стало лучше, когда нет ничего, что смогла бы сделать, чтобы помочь Пенелопе.

Поздно днем я все ещё вяло лежу в своей кровати, когда слышу, как в дверь раздался звонок.

Несколько мгновений спустя, Кайл спускается вниз, в поисках меня.

— Я не знал, была ли ты здесь или нет, — говорит он. Он выглядит бледным и усталым.

Я сажусь и убираю волосы с глаз. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спрашиваю я.

Он устало покачал головой. — Конечно, нет. Я извиняюсь за Хлою. Она из того ничего не имела

ввиду.

Я не верю ему, и он знает об этом.

Он вздохнул. — Хлоя знала, что ты могла бы помочь Пенелопе, когда сказал ей, что привезу тебя

сюда жить. Но ты должна понять, что ты не из-за этого здесь. Тебе был нужен дом, и ты – моя

сестра. Для тебя всегда здесь будет место. Пожалуйста, прости Хлою. Это говорило её горе, не

она.

Оставшимися сухими после всего дня, мои глаза, наконец-таки, прослезились.

— Лукас здесь, — сказал Кайл, проходя дальше в комнату.

Я закрываю глаза и вытираю слезы. Когда я открыла их, Кайл изучал меня. Я вижу, что он хочет

меня о чём-то спросить.

Он медлит долгое мгновение, прежде чем задать свой вопрос. — Было ли когда-нибудь такое, что

наша мама не могла кого-то исцелить?

Я пытаюсь прочитать между строк и думаю, что он задается вопросом, была ли мама сильнее, чем

я, и смогла ли бы она помочь Пенелопе. — Не знаю. Ей не нравилось говорить об этом. Вот почему

я не очень-то пользуюсь своей целебной силой. Она всегда говорила мне не использовать её, и я

прислушивалась по большей части. Но она правда говорила мне, что бывают времена, когда мы не

в силах исцелить людей, потому что болезнь, что они имеют, не может быть полностью отменена.

— И это одно из тех времен?

Я киваю, чувствуя ещё больше слез, проливающихся по моему лицу.

Кайл прижимает пальцы к налитым кровью глазам. Внезапно, он убирает их и делает глубокий

вдох. — Мне послать Лукаса вниз?

Мое горло слишком сдавлено, чтобы ответить, и я только лишь киваю и наблюдаю, как он быстро

уходит.

Я встала в ожидании, но не удосужилась пригладить спутанные волосы и мятую одежду перед тем, как Лукас появляется на последней ступеньке. Он заполняет дверной проем широкими плечами и

мощным присутствием. Его любопытные глаза пробегают по мне, пока он приближается. — Я

звонил тебе весь день. Я волновался за тебя.

Мне интересно, зачем я избегала его сегодня, когда лишь просто его появление здесь, кажется, даёт