– Хорошо, - сказала я медленно.
– Опыта нет. Не убивал ни Маров, ни людей. Я рада этому, действительно рада. Но ...

Колин снова начал ухмыляться, когда изучил моё нерешительное выражение лица. Я посмотрела на него испытывающе.

– Чертовски не крутой твой хозяин тьмы, правда?
– Улыбка Колина расширилась в усмешку.
– Я теперь утратил для тебя свою эротическую привлекательность?

– Э-э, нет, - постаралась я быстро опровергнуть то, что так смотрела на него.
– Я только думала, что демон ... что убивать ...

– ... его предназначение, и ему это легко сделать? Может быть. Я не хочу отрицать этого. Для тебя мне понадобиться две секунды, самое многое, три.

Инстинктивно я отодвинулась немного назад к изголовью кровати. Колин наблюдал за мной расслабленно, но его веселье быстро исчезло.

– Знаешь, Эли, я помню очень хорошо, как моя мать в первые недели моей жизни пыталась неоднократно оставить меня на морозе, на холме фей. И я помню так же её объятое ужасом лицо, которое смотрело на меня, когда она на следующее утро находила меня, а я всё ещё был жив.

– Она бросала тебя?
– Внезапно мне в голову пришли образы, которые преследовали меня, когда доктор Занд показывал мне своих пациентов. Колин, младенцем на вершине холма, снежинки на его лице ... совсем один и потерян.

– О, это было одно из её любимых времяпровождений. Она надеялась, что маленький народец поменяет меня на настоящего ребёнка. Ты ведь знаешь, она считала меня подмёнышем. И в тайне она желала, что я при этом наконец-то окочурюсь. Мужества убить меня своими руками у неё не было.

Это было слишком. То, что Колин мог умереть, если мы попытаемся спасти Пауля. Что я втянула в это Джианну. Что мой отец находился в списке смертников. Что Колина, когда тот был ребёнком, относили на холм и оставляли там одного, а он всё понимал, всё ... Помнил каждую деталь, холод и одиночество и ненависть женщины, которая родила его. Кто мог обвинить его в том, что он поддался Тессе? Я больше этого не могла.

– Эй, нельзя было этого делать. Она не должна была этого делать!
– всхлипывала я.

– Она уже давно мертва. Я же ещё жив. Может быть, своего рода справедливость.
– Колин смиренно пожал плечами.
– Кто знает? Хочешь ещё что-нибудь знать?

– Да. Ты сказал, что Тильман отравлен. Значит, у всех Маров есть яд, который они переносят?
– Я стала подчёркнуто неловко искать бумажную салфетку, но, видимо, прямо сейчас у Колина не было аппетита, чтобы собирать мои слёзы.

– Нет. Я могу себе представить, что только те Мары несут в себе яд, которые уже людьми были подлыми и злыми и к тому же больными. И поэтому приняли метаморфозу с благодарностью.

Я подумала о длинной, холодной зиме. О моём тяжёлом бронхите, эпидемии гриппа в деревни ... Может быть, это даже был возбудитель из далёкого прошлого?

– После того, как Тесса исчезла, у нас среди прочего разразился гепатит. Это была она?

– Мы не переносим бактерий и вирусов, Эли. Они не находят в наших телах питательную среду. Мы можем, самое многое, ослабить вашу иммунную защиту и даже это не напрямую, а тем, что наше присутствие подвергает вас сильному стрессу. Так, как я это сделал с тобой летом. Но мы сами не можем заболеть.

– Значит, я теперь подвергаюсь большей опасности заболеть? Ну, потому что в твоём присутствии постоянно нахожусь в состояние стресса?

Колин глубоко вздохнул.

– О, Эли, я действительно не знаю, играю ли я при этом ещё какую-то роль. Я думаю, у тебя и без меня было много стресса, не так ли? Вчера вечером, во всяком случае, ты не казалась мне подвергнутой большому стрессу, хотя я был очень близко от тебя. Если не сказать в тебе ... Больной это точно тебе не сделало. Ты сражалась как богиня, против себя и против меня. К счастью, безуспешно.

Я покраснела за считанные секунды. Вчера вечером. О да. Я действительно чувствовала себя героически, и в то же время моё тело было как воск. Ещё немного жара, и мои кости растаяли бы.

– Ладно, следующий вопрос, - предприняла я ещё одну попытку перенести себя назад на путь разума, даже если при этом я чувствовала себя, как в школе. Да, я хотела попросить Колина о совете, и он мне был нужен для того, что мы собирались сделать. Но иногда я уставала от того, что ему нужно было объяснять мне мир.
– Ты сказал, что пол жертвы для перевёртыша не имеет значения. Значит ни Францёз, ни Пауль не геи?