После всякой зауми

Вроде: «Кто таков?»

Поднялись шлагбаумы

Выше облаков.

Взял товарищ в кителе

Снимок для жены —

И… только нас и видели

С нашей стороны!

Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу.

Они — рукой подать! — наискосок.

Так я впервые пересек границу —

И чьи-то там сомнения пресек.

Ах, дороги скользкие —

Вот и ваш черед!

Деревеньки польские —

Стрелочки вперед.

Телеги под навесами,

Булыжник — чешуя.

По-польски — ни бельмеса мы,

Ни жена, ни я.

Потосковав о ломте, о стакане,

Остановились где-то наугад,

И я сказал по-русски: — Прошу, пани! —

И получилось точно и впопад.

Ах, еда дорожная

Из немногих блюд!

Ем неосторожно я

Все, что подают.

Напоследок — сладкое:

Стало быть, — кончай!

И на их хербатку я

Дую, как на чай.

А панночка пощелкала на счетах,

И я, прикинув разницу валют,

Ей отсчитал не помню сколько злотых

И проворчал: «По-божески дерут!»

Где же песни-здравицы?

Ну-ка, подавай!

Польские красавицы —

Для туристов рай.

Рядом на поляночке

С граблями в руках

Веселились панночки —

Души нараспах.

— Да, побывала Польша в самом пекле! —

Сказал старик и лошадей распряг, —

Красавицы полячки не поблекли,

А сгинули в немецких лагерях.

Лемеха въедаются

В землю, как каблук,

Пеплы попадаются

До сих пор под плуг.

Память вдруг разрытая, —

Не живой укор.

Жизни недожитые —

Для колосьев корм.

В мозгу моем, который вдруг сдавило

Как обручем, — но так его! дави! —

Варшавское восстание кровило,

Захлебываясь в собственной крови…

…Дрались худо бедно ли,

А наши корпуса

В пригороде медлили

Целых два часа.

В марш-бросок, в атаку ли Рвались как один,

И танкисты плакали На броню машин…

Военный эпизод — давно преданье,

В историю ушел, порос быльём.

Но не забыто это опозданье,

Коль скоро мы заспорили о нём.

Почему же медлили

Наши корпуса?

Почему обедали

Эти два часа?

Говорят, что танками,

Мокрыми от слез,

Англичанам с янками

Мы утёрли нос.

А может быть, разведка оплошала —

Не доложила. Что теперь гадать!

Но вот сейчас читаю я: «Варшава»—

И еду, и хочу не опоздать.

3

Лес ушёл, и обзор расширяется,

Вот и здания проявляются,

Тени нам под колёса кидаются

И остаться в живых ухитряются.

Перекрёсточки — скорость сбрасывайте!

Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!

И такие, кому не до братства, те

Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!

Я клоню свою голову шалую

Пред Варшавою, пред Варшавою.

К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,

Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.

Вот она, многопослевоенная,

Несравнимая, несравненная,—

Не сровняли с землёй, оглашенные,

Потому она и несравненная.

И порядочек здесь караулится:

Указатели — скоро улица.

Пред старушкой пришлось мне ссутулиться —

Выясняю, чтоб не обмишулиться,

А по-польски — познания хилые,

А старушка мне — Прямо, милые! —

И по-прежнему засеменила и

Повторяла всё: — Прямо, милые…

Хитрованская Речь Посполитая,

Польша панская, Польша битая,

Не единожды кровью умытая,

На Восток и на Запад сердитая,

И Варшава — мечта моя давняя,—

Осквернённая, многострадальная,

Перешедшая в область предания,—

До свидания, до свидания…

4. СОЛНЕЧНЫЕ ПЯТНА, ИЛИ ПЯТНА НА СОЛНЦЕ

Шар огненный все просквозил,

Все перепек, перепалил,

И, как груженый лимузин,

За полдень он перевалил.

Но где-то там в зените был —

Он для того и плыл туда,

Другие головы кружил,