Спрашивается: чем Илья лучше меня?

Или, так будет справедливее: чем я хуже?..

Было еще кое-что на этом цветастом картонном прямоугольнике, что больно потревожило незаживающую рану. В постскриптуме молодожены просили передать приглашение Татьяне…

Вроде бы, я встречаюсь с ней каждый день или, по крайней мере, знаю, где она сейчас находится?

Хотя…

Вдоволь натосковавшись, я таки поднял телефонную трубку и набрал заветные цифры. И только, когда раздались длинные гудки, сообразил, что уже два часа ночи и звонить поздно.

Но трубку не положил.

Дождался, когда после энного количества гудков в ней раздался щелчок и послышался сонный, встревоженный голос:

— Алле… Я вас слушаю…

Этого было более чем достаточно. Я убедился, что Татьяна дома, и сердце мое бешено заколотилось в груди.

Я легонько придавил пальцем рычажок и, полистав справочник, набрал круглосуточный номер агентства пассажирских перевозок.

Мне повезло. Первый микроавтобус на Киев отправлялся через полтора часа, и я успел забронировать на него место.

На звонок с автовокзала долго никто не отвечал. Я даже испугался, что опоздал и Татьяна куда-то ушла.

Но вот раздался знакомый, до боли родной, голос.

— Таня, это я…

Она узнала меня и, похоже, не была в восторге от моего звонка. Внешне это никак не отразилось, но я почувствовал.

— Мне необходимо срочно с тобой увидеться…

— Я даже не знаю… — Татьяна замялась, явно не зная, что мне ответить. — Я только вернулась из командировки… Но, если будешь в Киеве…

— Я уже в Киеве.

Она растерялась.

Теперь уже не нужно было обладать даром медиума, чтобы догадаться: мое сообщение ее не обрадовало. Более того, мне показалось, она чего-то боится.

Неужели меня?

Или, может быть, тех вопросов, которые я собирался ей задать? Ведь она не могла быть полностью уверенной, что я все позабыл…

И все же, Татьяна не посмела мне отказать.

Мы договорились встретиться в кафе в центре города, что больно задело мое самолюбие. Девушка явно не желала, чтобы я узнал, где она живет.

Пришлось молча проглотить и эту пилюлю. Вот только обиду полностью погасить не удалось. И она придала мне уверенности, перечеркнув возникавшее ранее малодушное желание, по возможности, избегать неприятной темы.

Она явилась, как всегда — красивая до невозможного. И от ее немыслимой красы еще больнее сделалось на сердце и неуютней на душе.

Она была желанной, как никогда раньше и еще более недоступной. Ибо, так некстати прозревшая память, разделила нас непреодолимой пропастью.

Татьяна пыталась казаться жизнерадостной и веселой. Только получалось у нее плохо.

Неубедительно.

Надетая ради меня маска не могла полностью скрыть той тревоги, что легко прочитывалась в ее глазах.

Дабы не мучить девушку понапрасну, да и себя тоже, я решил не тянуть резину и сразу ошарашил ее жестоким признанием:

— Татьяна, я все вспомнил…

— Что именно?

Она хваталась за соломинку, самим тоном, словно бы, убеждая меня, что я не прав, что все мне только приснилось…

А, может, и в самом деле верила, что я говорю о чем-то ином, не связанном с нашим пребыванием на Монастырище?

Только, вот беда, кроме Монастырища нас с Татьяной ничего и не связывало…

Она быстро сообразила это.

Взгляд ее погас, она вся сникла, плечи ссутулились. На какое-то мгновение мне пришла в голову мысль, что она похожа на загнанного в угол зверя.

Не на того, который, осознав тщетность своих усилий, делает последний бросок, намериваясь разорвать охотника на части. На иного, который, утратив веру в свои силы, потерял вместе с ней и волю к сопротивлению, и, смирившись с неизбежным, полностью полагается на волю победителя…

— Я вспомнил все, что с нами произошло… Мне помогли записи, которые я, оказывается, делал в том мире…

— Да?..

Пауза затянулась.

И вдруг светлая волна пробежала по лицу девушки. Татьяна приняла решение.

Она придумала, как вести себя дальше…

— Знаешь, Андрюша, я тоже кое-что вспомнила… И хотела сама тебе позвонить… Вот только ты меня опередил…

Ее ложь звучала убедительно, но только не для меня. Я знал, что не дождался бы ее звонка. Она никогда бы не позвонила мне только ради того, чтобы пролить свет на темные страницы истории наших странствий. В таком случае ей пришлось бы рассказывать и о своей неблаговидной роли.