Исповедь
вернуться

де Габриак Черубина
Шрифт:

«Твои пути еще не правы…»

Твои пути еще не правы, И плоть твоя горит огнем, Но я лучи нетленной славы Провижу на челе твоем…

РАЗГОВОР С ИРИНОЙ

Опять, опять стою над бездной… И больше не наступит день… Ты говорил: «Броней железной Земное сердце ты одень»… Но и во тьме твоей темницы, Поругано судьбой, Оно все будет биться, биться, Дышать и расцветать — тобой. Его слепой и жадный голод Я утолю стезей иной, — Пусть сердце возвратится в холод Вот этой бездны ледяной. И станет звездочкой колючей Земной огонь, застыв во льду. Моей тоской себя не мучай — Я перейду! 19 сентября 1922

«Парус разорван, поломаны весла…»

Парус разорван, поломаны весла, Буря и море вокруг. Вот какой жребий судьбою нам послан, Бедный мой друг. Нам не дана безмятежная старость, Розовый солнца заход. Сломаны весла, сорванный парус, Огненный водоворот. Это — судьбою нам посланный жребий. Слышишь, какая гроза? Видишь волны набегающий гребень? Шире раскроем глаза. Пламя ль сожрет нас? Волна ли накроет? Бездна воды и огня. Только не бойся! Не бойся: нас трое. Видишь, кто встал у руля!

ИРИНЕ

Еще в сердцах пылали грозы, И вечер был, как утро, тих, И вот одни и те же розы Тогда цвели для нас двоих. И те же губы. Те же руки Касались наших губ и рук, Когда в слезах, огне и муке Пред нами разомкнулся круг… Мой милый друг, мой друг любимый, Я все стерплю, я все приму — Пусть только крылья Серафима, Тебя хранящие незримо, Души твоей покроют тьму. 2 октября 1922

«Когда душа оскорблена и стонет…»

Когда душа оскорблена и стонет, Тогда склоняется, как призрак, над столом Чужая женщина в изорванном хитоне С сурово сжатым ртом — Лицо испуганной, замученной Сивиллы, А пальцы ног в пыли… Откуда ты? С какой чужой могилы — Неведомой Земли?

«Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю…»

Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю, — Сорван парус и в трюме вода, — Я неверного друга люблю Навсегда, навсегда. Пахли руки смоленым канатом, В левом ухе блестела серьга, Говорил, что он будет мне братом, Подарил жемчуга… Отчего, отчего я не знала, Что любви наступает конец? Зашиваю я парус линялый, — Ночью в море уходит отец… Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю, Если сломаны мачты и руль, — Я неверного друга люблю, Но верну ль? И не надо мне белых жемчужин, — Я их завтра Мадонне отдам, Я скажу Ей, что милый мне нужен, Не подарки, а только он сам. Я повешу Мадонне на свечи И серебряный якорь и крест… Только сердце сломалось в тот вечер, Когда он мне сказал про отъезд… Ах, не плыть, ах не плыть кораблю, Если нет капитана на нем… Я неверного друга люблю, Но не быть нам вдвоем.

«И все нежней и все любовней…»

И все нежней и все любовней Прикосновение руки… Ты помнишь — в маленькой часовне Мы покупали образки? И шли дорожкою кленовой, Шуршали красные листы, И вот, не говоря ни слова. Простили мы: и я и ты… Пусть это утро станет гранью Ненарушимою для нас… Навстречу новому страданью Не поднимай печальных глаз. Здесь, на Земле, всё так иначе! Но неизменна и близка В твоей руке, всегда горячей, Моя холодная рука… 3 октября 1922, Смоленское кладбище.

«Я знаю: нет того, что было…»

Я знаю: нет того, что было, — Мы оба умерли тогда, — И все ушедшие года Лишь наша общая могила. Есть только чудо воскресенья И первой радостной любви — Года пути, года паденья Во имя нас благослови.

«Пусть все тебе!..»

Пусть все тебе! Моих путей не надо. Душа огонь, в котором только ты. Средь обступившей темноты Один лишь ты — мучительная радость. В моей судьбе. Ты, только ты. Твоих воспоминаний Я приняла мучительный рассказ, Он для меня сверкающий алмаз — И всех цветов прекрасней и желанней Твои цветы.

«Не восходит месяц…»

Не восходит месяц, Нет на небе звезд, Кто же мне осветит Потемневший мост? Кто по шатким бревнам Так переведет, Чтоб не хрустнул черный Под ногою лед? Храм давно уж заперт, Спят колокола, — Если бы на паперть Я взойти могла!

«Разве тебе так страшен…»