Шрифт:
Шульц отмахнулся — не мальчик! Знать, когда, с кем и сколько входило в кодекс поведения офицера разведки.
— Дайте лучше машину. Хочу сейчас позвонить Профессору: все на сегодня сделаю, а потом домой — родитель ждет.
Машину дали — какие разговоры: резидент все–таки.
В машине Шульц набрал телефон секретариата Примакова, какое–то время номер был занят, потом ответил женский голос. Проверяясь, спросил Ирину Григорьевну — это я?!
Шульц представился. Ему вежливо предложили оставить свой телефон.
Вскоре позвонил Профессор:
— Ты где?
— По кольцевой еду.
— Сейчас четыре сорок дня, как у тебя с шести?
— Свободен.
— Тогда подъезжай к Олимпийскому, найдешь пятый подъезд «бассейна». Там находится фитнес–клуб «Фит — Олимпекс». Запомни, пятый подъезд бассейна. Буду ждать, прямо напротив входных дверей — стоянка.
— Хотел бы уточнить марку Ваших жигулей.
— Марка моих нынешних жигулей теперь называется «хаммер»! Цвет и номер тебе ни к чему, их на Москве два.
— Все понял, буду.
Попросил водителя подбросить к метро «Теплый стан», захотелось проехаться. В семнадцать с небольшим был на «Проспекте Мира» и, следуя давней привычке, прогуливаясь, осмотрел площадку у спорткомплекса, где и засек приезд Профессора.
Из машины выскочила девчонка и зашла в подъезд клуба. На плече у девочки висела сумка. Внучка, что ли? И пошел к машине, избегая сектора обзора левого зеркала машины. Напрасно старался. Когда подошел почти вплотную справа, дверь сочно чвакнула, открываясь. На месте водителя сидел довольный сюрпризом Примаков.
— Садись, конспиратор! Я, видишь, внучку привез. Самое толковое место для фитнеса. Тут директором президент этой федерации, очень профессиональная женщина. Долго выбирали. Девчонка довольна. В машине можно говорить.
— Евгений Максимович! Лучше прогуляться.
— Хорошо! Понимаю. Сигнал прошел четко. Что случилось?
— Евгений Максимович! Я хочу начать вот с чего… Б-больше без санкции руководства мы вот так встречаться не будем. И Вам и мне это лишняя г-головная боль, а мне ее могут излечить радикально. Да и запашок у таких встреч п-присутствует…
— Алексей, я тебя понимаю и согласен. Но хочу тебя утешить: санкцию на встречу дало высшее должностное лицо России. Ты же знаешь, я подставлять не умею. Успокойся и можешь вообще ничего не говорить — я пойму. Ты приехал, почувствовав запах жареного?
Шульц кивнул.
— Польша договорилась с Украиной и торгуется с Англией и Францией?
Кивок.
— Причина — «Балтийский проект»?
— Угу.
— Эва! Болтун! Руководство считает, возможен мировой кризис?
Разведчик не реагировал на вопрос.
— Понял, извини. Последнее — пойдете до конца?
Шульц поднял глаза к небу.
— Хорошо. Я тебе кое–что дам. У немцев в правительстве крот. Идет утечка по сути проекта. Агент работает на французов. На крота можно выйти через того журналера, который первым даст детали не сделки, а проектной документации. Вот пакет. В нем обоснование. Теперь давай сравним мою информашку и твои ужимки! Но это не всё. Я скоро буду в твоих краях и точно кое–что подкину.
— Я обязан доложить руководству.
— Разумеется. Я бы и сам это сделал, да убедился в реальности час назад. Решил тебя отблагодарить. Четко докладывай — информация от меня. Ребятам привет, Кирпиченко особо. Ну, до встречи?
— До встречи.
Шульц вышел на проспект Мира и на леваке добрался до дома.
Отец ждал у накрытого стола. Засиделись заполночь.
00.43. Москва.
Около часа ночи представители двух поколений военной разведки звонили в дверь одной из квартир красивого старого дома на Софийской набережной. Нет, они не ждали теплого приема, но как офицеры, конечно, вышли на выстрелы в полной готовности к очередному подвигу.
И выстрелы последовали: пирог с рыбой — память о службе в Тикси; пирог с мясом — память о Закавказье; пирог с капустой — Молдавия; десерт — яблочный пирог — ну, это всем понятно.
Наталья Васильевна знала Куприенко еще с молочных его годков — по поселку городского типа и порту Тикси. Подполковник Куркин был начальником разведки авиагруппы «Арктика», лейтенант Куприенко отвечал за коммуникации с постами связи и наведения на южном берегу Северного Ледовитого океана, в зоне ответственности авиагруппы. Быстро стал известен как отлично знающий свое дело инженер, сильный командир и надежный кадр. Кроме того, Куприенко строго придерживался кодекса обязанностей хорошего товарища, что включало в себя умение выкручиваться из любой безнадежной ситуации, как то ночевка в комендатуре далеко от родимого гарнизона. Утром — уехать на уазике коменданта, имея в кармане взятые у коменданта же в долг деньги. Молчать, как «коммунар на допросе», отвечая на бестактные вопросы: что было после того, как Вы вышли из ресторана, как Вы попали в женское общежитие, у кого конкретно были и кто с Вами там был еще? Отбояриться, что–де подзабыл да и много народа было, не проходило: во–первых, это предполагало неумение пить; во–вторых, начальство прекрасно знало, что, где, у кого и с кем. Молчать просто было нельзя — примитив и повторяемость легенд карались очень жестко. А вот умение выдать совершенно оригинальную версию, достойную доверия многоопытного, и в силу этого априори скептически настроенного, начальства — поощрялось. Так как только в небесной канцелярии имелся график очередных громких залетов, состав участников мероприятий, содержание и направленность глупых и бестактных вопросов. Командование справедливо хотело приобрести уверенность в сослуживцах и подчиненных. Кроме того, проверялась способность офицера на неординарность мышления, готовность и умение совершить невозможное, а значит, к исполнению самостоятельной должности. Которая вся состоит из единого героизма. Командная стезя — это… что там рекорды Гиннеса!