Держа в руках щитообразователь, Робин смотрел на Анну, разговаривающую со своим конем, находящимся на седьмом небе от счастья.

— Копытце мое, — ворковала она. — Мой смелый вожак. Спасибо тебе, что выручил меня в очередной раз.

— Ну, вот теперь самое время подкрепиться и обсудить случившееся, — бодро сказал Артур Эдварду. На что тот не преминул ответить:

— И чем же это вы собираетесь подкрепиться, милорд? Поешьте снега, что ли? Его здесь в изобилии.

— Ты что, ничего из провизии с собой не взял?! — предъявил претензии глава клана Медведей.

— А почему я должен был что-то брать? Мы ведь за несколько часов собирались управиться!

Неизвестно, сколько еще продолжалась бы эта перепалка, если бы до молодых людей не донесся ласкающий обоняние аромат горячей чечевичной похлебки.

Король первым подошел к Анне, накрывающей стол прямо на снегу. Изобильный обед она доставала из своей холщевой сумки. Открывшееся зрелище было достойно любования: разнообразные овощи и фрукты, зелень, три горячих блюда и румяная выпечка — усиливали и без того зверский аппетит молодых людей.

Графиня подняла глаза на Ворона и впервые улыбнулась ему:

— Прошу на обед, вас, ваше величество и вас, милорды.

Артур не мог скрыть удовольствия, взявшись за ложку. Несколько минут все молча ели. Обычные на вид блюда многократно превосходили по вкусовым качествам те, которые юношам доводилось пробовать раньше. Удивление и блаженство на лицах появилось у них, когда очередь дошла до фруктов. Высшие вельможи то переглядывались между собой, то смотрели на милое личико графини, которая, казалось, по-прежнему ничего не замечала.

— Вы достали все это из сохраняющей сумы, сударыня? Говорят, такая стоит целое состояние, попытался поддержать беседу Артур.

Анна улыбнулась ему:

— Говорят, но я ее не покупала, не могла себе позволить это тогда. Пришлось сшить полезное изделие самой.

— Вот как, так вы занимаетесь изготовлением этих сумок?

— Я пробовала, — деловито ответила Анна. — Но у меня ее тоже никто покупать не стал из-за дороговизны. Так что торговля не сложилась.

Все засмеялись.

— Пора поговорить о том, чьих рук дело это нападение? — уже серьезно сказал Эдвард.

— Такой магией не владеет никто в нашей стране, — покачал головой Эдвард.

— А что думаете, вы, графиня, — внезапно спросил король.

Анна провела ладонью по своему лицу, будто не хотела отвечать.

— Способностями создавать условно живое из ничего обладают колдуны Пирана. Я знала троих, которым было по силам проделать подобное. Двоих из них уже нет в живых. А третий ни за что бы не стал использовать эту магию во зло. Если только его не заставили это сделать или…

— Или что? — уточнил Ворон.

— Или у него появился ученик, который предал его.

— Значит, Пиран, — задумчиво произнес юный король. — Там заинтересованы, чтобы Адения осталась без главы государства. По идее, Ричард Первый, при таких обстоятельствах, сам может претендовать на престол. Где вы научились так стрелять, мадам? Я знал лучших лучников-мужчин, но у них нет и десятой доли ваших умений.

— Моя мать хорошо владела луком. Я была еще маленькой, когда увидела ее за этим занятием. Тогда пускать стрелы в цель мне казалось забавным.

— А потом?

— Это смертоносное оружие. Мои родители рано погибли, мне пришлось научиться защищаться самой, вспомнить о своих навыках и усовершенствовать их так, чтобы ранить, не убивая. Лучникам, которых вы видели, нужно разить насмерть, поэтому они и достигли потолка в этом искусстве. А мне было необходимо заставить стрелы повиноваться себе и попадать в цель, даже когда мишень движется. Это происходит на уровне чувств.

— То есть, без магии? — вмешался Сокол.

Анна помолчала немного.

— Вы, как целитель, поняли, что магии у меня почти нет. Фактически, я обычный человек.

Сокол не отвел от нее глаз.

— А то, что вы смогли не просто противостоять черному колдуну, а без особых усилий уничтожить его чары, тоже произошло без магии?

— Да. Но не стоит думать, что это произошло совсем без усилий. Вера в собственное слово далась мне нелегко и не за один день.

— Заяц, — вдруг произнес Артур. — Откуда он здесь взялся? Уже убежал. Нет на свете никого, трусливее этих животных.