Таково истинное значение прославления Бога; оно знаменует победу человека над собой, вдохновленную и чаемую от него Христом.

1 Напр., Симеон Новый Богослов (Проповеди, op. cit, т. II, стр. 544).

(6)

Было бы, однако, неверно прилагать это и к страстям Христовым вплоть до Его смерти на кресте.

Сын Божий, воплотившийся на Земле в Сыне Человеческом, явился человекам как Адам до грехопадения — как Человек совершенный, Человек безупречный, распоряжающийся всей полнотой Своих сил. И Он Своею волей принял муки и умер как обычный грешник — как один из нас, ежедневно распинающих Его в своем сердце.

Жертва эта, т. е. Искупление как именно выкуп1, была столь велика, что дала возможность человечеству выстоять и «не мытьем, так катаньем» совершить переход от Цикла Отца к Циклу Сына.

(7)

Отсюда мы естественно приходим к рассмотрению еще одной фундаментальной проблемы — проблемы греха, расширенное определение которому уже было нами дано в первом томе.

Первородный грех следует рассматривать как допущенную человеком понятийную ошибку, повлекшую за собою искажение его сокровенного сознания своего Я. Отсюда автоматически следует все прочее — именно поэтому мы не считаем, что грех сколько-нибудь значим сам по себе.

Грех есть не что иное, как следствие и проявление понятийной ошибки, претворенной в действие, — иными словами, изначально неверного подхода к тем или иным проблемам, с которыми приходится сталкиваться ежедневно. Это как раз тот общераспространенный случай, когда следствие выдают за причину. Грех есть порождение неадекватной оценки причинно-следственных связей и отношений, что и приводит к неизбежной утрате ориентиров и погружению в иллюзию со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Итак, в основе греха лежит ошибка. Именно поэтому он может и, естественно, должен быть искуплен. Единственное средство искупить грех, столь же бесхитростное, сколь требующее полной отдачи и крайних усилий, — это покаяние.

Покаяться — значит осознать ошибку, приведшую к совершению греха. Традиция говорит: «Нет грехов непростительных, кроме грехов без покаяния»".2

Следует как можно более полно и глубоко уяснить смысл сказанного. Недостаточно уравновесить греховное деяние, греховный поступок поступком диаметрально ему противоположным, который, возможно, избавит от кармической расплаты, но никогда не сможет упразднить сам факт греха, т. е. по-настоящему от него очистить; так возмещение убытков, причиненных кражей, не в состоянии сгладить самой нанесенной обиды. Направленный на такое очищение, уравновешивающий греховное деяние поступок должен быть не просто результатом каких-либо соображений, т. е. определенных процессов в интеллектуальном или

1 Буквально: «замена», «замещение» («a substitution formula»).

2 Срв. т. I, гл. XIV, § g.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ВСЕЛЕННАЯ

двигательном центре: покаяние, как уже говорилось, должно быть материалом и результатом напряженного сознательного процесса на уровне Истинного Я; иными словами, истинное покаяние всегда имеет эмоциональную окраску.

Традиционная максима об очищении от греха применима в любом случае, кроме упомянутой Христом «хулы на Святого Духа».

И это вполне понятно. Поскольку Святой Дух есть сама суть1 Сознания, то Он представляет Собой, так сказать, последнюю инстанцию2, к которой можно обратиться с раскаянием в грехе. Кто же возносит хулу на Святого Духа, тот отрицает само существование Сознания, а потому и извергается в то, что именуется в Писании тьмой внешней.

Вот почему сказано:

«Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф 12: 31— 32).

II

(1)

Мы уже упоминали о дохристианской религии славян. Здесь мы вновь затронем эту тему, чтобы показать, как отразилось понятие Зла на их представлениях о происхождении богов.

Славянами Зло воспринималось не как абстрактная идея, а как нечто фиксируемое опытом и вполне конкретное. Не находя места Злу в изначальном устроении всего Промыслом и однако неизменно убеждаясь, что в реальной жизни Зло — изнанка Добра и от него неотделимо, они были вынуждены признать божественность его происхождения и потому персонифицировали Зло как Чернобога.

Славяне весьма любопытным образом увязывали представления о Чернобо-ге с представлениями о Боге всемогущем и всеблагом — Творце и безраздельном Властителе Вселенной. В этом весьма непростом и тонком вопросе — вопросе о том, как согласовать несомненное бытие Бога со столь же несомненным существованием Зла, — они не склонились ни к дуалистическому, собственно манихей-скому воззрению древних персов, согласно которому миром правят два равноправных Божества — Ормузд и Ариман, — ни к воззрению древних иудеев, по сути своей монистическому, но в определенном смысле ущербному, коль скоро признается — по крайней мере в отношении происхождения Зла—возможность