– За меня! За меня!

– Хорошо! А теперь, солдаты, прирежьте этих голосистых. А ты, - обращается к первому, - постой и послушай.

– Выкупов в эту войну не будет. Ни за кого, и никогда! Мир слишком мал для нас и для них. Особенно, для таких, с кудрявыми бородёнками. Разговаривать будем только о сдаче. Только с теми, кто приползёт лизать мои сапоги. Любой храат, попавшийся с оружием, до утра не доживёт. Его пусть разъезды подальше отвезут и отпустят. Больше живым от нас никто не уйдёт. Он первый и последний. Да и ещё волосы и бороду ему на прощанье сбрейте.

Динка касается моей руки.

– Пошли отсюда. Дальше будет бойня.

Тащу Анид как куклу.

Линки в креслах развалились. Вторая тоже доспехи сняла. Динка торопливо набухивает полный бокал самого крепкого вида из тех, что нашла, и протягивает Анид. У той трясутся руки.

– Что случилось?

– То, что и должно было. Верховный пришла сюда старые счёты сводить. Вот и начала.

Анид протягивает бокал.

– Ещё можно?

Динка наливает. Я мысленно потешаюсь. Принцесса угощает вчерашнюю рабыню.

– Что смеёшься? Ничего весёлого, вроде, не произошло.

– Ничего неожиданного - тоже.

– Великая Госпожа нанесла смертельное оскорбление родичу самого Меча Божия.

– Мы и так давно уже враги. Оскорблением больше, оскорблением меньше. Да и дела нам нет до проклятий местных божков.

– Бог один.

– Да дела мне нет. Один он, или несколько. Его последователи детей в рабство продают. Убивают, считая, что душу от страданий освобождают. Не так?

– Я... Я не знаю.

– Вчера утром ты была уверена, осталось жить около двух лет.

– Это что-то новенькое, Осень. Ты не говорила.

– Потом расскажу. Затем, кто-то решил, твой последний день наступил. А теперь никто не знает, когда этот день придёт.

– Даже Великая госпожа?

– Даже она.

– Но меня же вам подарили!

Коснувшись руки Динки шепчу еле слышно.

– Не перебивай, так ей легче понять будет.

– Тебя не подарили, а отдали мне в услужение. Не насовсем, а до конца войны. Потом уйдёшь, куда захочешь.

– Но, куда я уйду? У меня есть только то, что на мне.

– С этим разберёмся!
– уверенно говорит Динка, - Платить тебе будут... Не за то, о чём подумала. Ты что делать умеешь?

– Меня... Только удовольствие доставлять учили.

– Хватит мне об этом. Из того, что вижу - с доспехами обращаться умеешь. Два языка знаешь. Писать умеешь?

– Да. Вашим старым и новым письмом.

– Уже дело. Писцов с двумя языками много понадобиться.

– Анид, ты вроде, говорила, петь умеешь.

– Умею. И танцевать могу.

– Догадываюсь, какие танцы, - встревает Динни.

Кто-то тормошит. Просыпаюсь. Эрия. Она откуда здесь. Опасность? Прислушиваюсь, но всё тихо.

– Осень, проснись.

– Не сплю уже.

Встав, оглядываюсь по сторонам. Динка спит в соседнем кресле. Обе Линки и Анид - на кровати. Чуть ли не в обнимку. Солдатики дорого бы дали за такое зрелище. Не скажешь, что двое - воины. Все три девочками из цветочного выглядят.

– Что случилось? Тебя же посылали полевую больницу разворачивать.

– Уже. Но там я нашла кое-что. Сама врач, но такого не понимаю.

– Наверху, пошли отведу.

Эрия идёт не торопясь. Знаю, многие на величавую походку заглядываются. Не знают - она училась так ходить, чтобы скрыть хромоту, нога полностью так и не прошла.

Часовые у лестницы пропускают. Наверху - тоже. Телохранители у дверей докладывают о нас.

– Пусть заходят.

И здесь кровать с шелковыми покрывалами. Раза в два больше чем внизу. Пол завален книгами и листами гравюр. Похоже, те самые, что Анид говорила. У Верховного привычка - если где книги найдёт не успокоится, пока все не просмотрит. Неважно, совокупления там или богословие.

Госпожа сидит за столом. Когда она вообще спит? Усмехается.

– Вот уж не думала, что публичном доме буду ночевать!

Вопросительно смотрит на Эрию.

– Помещений примерно на шестьсот человек. Готовы к приёму двухсот. К вечеру подготовим остальное. Воды много, и хорошей. Если будем зимовать - большой запас дров.

– С этим могла бы и гонца прислать. Что ещё?

– Вы говорили, там жили, те кто от мира ушёл... Как их там?

– Монахи.

– У них там тоже вроде как больница.