– Есть хочешь? Бери!

Опять испуг в глазах. Что на этот раз? Она выглядит какой угодно, только не недокормленной.

– Это... Из кладовых господина. Это только для него и его гостей.

– Да ну?

Подхватив из корзины большое яблоко, откусываю. Потом ещё раз.

– Видишь? Со мной ничего не произошло.

– Но вы теперь здесь госпожа.

– Только не говори, "ничего подобного не ела", не поверю.

– Ела. Но кладовки для нас не здесь.

– Теперь это тебя волновать не должно.

Руку протягивает осторожно, будто боится, я шучу и сейчас ударю. Берёт что-то и садится на пол у моих ног. Кому-как, а мне противно, когда человек ведёт себя словно собака.

– За стол иди. Я приду скоро. Если кто зайдёт, назовёшь моё имя и покажешь знак.

На этот раз, за мной не увязалась.

Солдаты заняты - очищают погреба от содержимого.

– Где Верховный?

– Второй этаж заняла.

– Двое за мной.

Велела им притащить в комнату Анид два кресла и столик. Та лишь испуганно глянула, но ничего не сказала.

– Поела?

– Да, госпожа.

Хм. А то я не понимаю, "нет" хозяину она говорить просто не умеет. Опять стоит передо мной с опущенными глазками.

– Анид, садись.

Озирается по сторонам. Показываю на кресло.

– Мне нельзя в нём сидеть.

– Почему?

– Это для господ.

– Я же сижу.

– Но вы госпожа.

– Тогда зачем оно здесь?

– Если господин зайдёт.

– Порядочки тут у вас... За год так и не сидела?

– Почему? Сидела, когда звал на коленях посидеть, или...

– Можешь не продолжать.
– похоже, она пока только одно обращение понять способна.

– Так, Анид, я - Осень, твоя госпожа, приказываю тебе сесть вон там.

Осторожно устраивается на самом краешке.

– Ты где так хорошо научилась по-нашему говорить?

– Всегда умела. Там, где родилась. Много жило, кто умел. От страшной Рыжей Ведьмы сбежали когда-то. Играли детьми.

– Ясно, святоши с первых двух войн.

Анид молчит.

– Продолжай.

– Потом... Мне много говорили, "забудь имя, но не вздумай забывать язык". Кто два языка знает - дороже стоят. Меня и купили в подарок потому что лучше всех по-грэдски говорю и петь умею. Ну и самая красивая тоже.

Впервые какое-то чувство, кроме страха, в голосе мелькает. Насчёт красоты права. Она искренне меня за мужчину приняла. И не в доспехах тут дело. Тяжело признавать, но на её фоне смотрюсь откровенно так себе. Да и остальные были ей под стать.

Видимо, то, чему человека учат, накладывает отпечаток на внешность. У нас-то, как и Рэдрии, фигуры и к старости останутся девичьими. А их красота сойдёт за пять, ну, пусть десять лет. Если род занятий не сменят. Потом за рисовый шарик отдаваться будут, ибо больше не даст никто.

– Господин любил по грэдски говорить. Песни ему нравились...

– Когда он тебя рвал, больно было?

– Что? Да... Очень... Везде... Сказал "чему учили, покажешь потом. Я тебе, сука, покажу твое место, чтобы навек запомнила. Заплачешь - убью вообще". Потом долго за мной не посылал. Говорили, я умереть могла. И некоторые умирали. Но я понравилась, человек, подаривший меня получил, что хотел.

– Вот такой он, песенок любитель!
– умней ничего не придумала. По словесному портрету, этот храат ростом с Линка. Чуть ли не с конским достоинством. При этом ведёт очень благочестивый образ жизни. Вот, значит как ведёт.

– Госпожа, спросить можно?

Киваю.

– Вы ведь сюда войной идёте?

– Ну да.

– И много вас идёт?

– Все, сколько нас за Линией живёт. Про Рыжую Ведьму знаешь. Нас её внучка ведёт.

– Господин так и говорил, "на нас войско женщин идёт. Объясним им, каковы настоящие мужчины!"

– После того, что ты мне сказала, я очень сильно сомневаюсь, был ли твой прежний хозяин настоящим мужчиной, да и вообще был ли человеком. У нас за сделанное с тобой, ему сперва отрубили бы хрен, а потом голову... Нет, вру, голову за убийство рубят, а за это - в дерьме бы утопили. Тех, кто тебя продавал, тоже бы на голову укоротили. И думаю, скоро так и сделаем.

Смотрит во все пребольшущие глаза. Кажется, мир её рушится. Угу, и чем скорее, тем лучше.

– Правда, Госпожа?

– Сама подумай. Кто-то болтал о войске женщин. Однако, это мы у стен его столицы, а не он у нашей. Сбежал, как трус, велев рыбок да птичек перебить. Не так? Отвечай!

Молчит. Опять слёзы на глазах.

– Не ныть! Я солдат, слёз вытирать не умею.

– Простите. Нам при них нельзя было плакать. Всегда весёлыми должны были быть. Плакали, когда их не было. Вы девушка, вот и не удержалась. Он никого не отпускал. Говорили, другие господа разонравившихся дарят более младшим господам. Очень редко даже женятся. Он же не делал так никогда. Кто надоедала... Они исчезали. Шептались - тут больше трёх лет не прожил никто.