— Эй, люди! — громко крикнул я.

На пороге, как по мановению волшебной палочки, мгновенно возник ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. В руках он держал поднос с графином и рюмками. Гвардейский мундир на нём был тоже мокрым, но это его, по-видимому, совершенно не смущало.

— Рад видеть вас дружище в добром здравии!

— Служу Империи! — гаркнул вояка.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело засмеялись. Я подошёл к Гвардейцу, хлопнул его по плечу, отчего он сильно покачнулся, но устоял.

— Немедленно принесите какую-нибудь сухую, чистую и приличную одежду небольшого размера для Её Сиятельства.

— Будет исполнено, Сир! — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ исчез также быстро, как и появился.

Я разлил по рюмкам Можжевеловку. ГРАФИНЯ поморщилась.

— Надо, милая, надо… Для расширения сосудов и согревания организма. На дворе, если ты заметила, отнюдь не лето.

— Без тоста не могу.

— Как говорил Данте Алигьери: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!». Так давай и дальше следовать своей дорогой!

— Прекрасно сказано. Но кто такой, этот Данте?

— Гениальный итальянский поэт. Ввязался, идиот, в политику, и потому был часто и нещадно бит. Носился со своей Беатриче, ну, с любимой дамой, как с писаной торбой. Но сонеты у него были замечательные! Энгельс назвал его последним поэтом Средневековья.

— Кто такой Энгельс? — жадно и живо спросила ГРАФИНЯ.

— Да лучше бы его вместе с Марксом и не было бы! — раздражённо ответил я и поморщился.

— А кто такой Маркс?

— Ненормальный один немец, как и Энгельс…

— Понятно…

Я помог ГРАФИНЕ снять платье, обернул её в найденную в сундуке белоснежную простыню. Вскоре раздался вежливый стук в дверь.

— Держу пари, это ПОЭТ, — сказала девушка.

— Спорить не буду, я также думаю.

— Фи, как с тобой скучно… Мог бы поспорить ради приличия или интереса, — поджала ГРАФИНЯ чудесные губки..

— На что спорить? На твой полуразрушенный замок? — произнёс я с лёгкой иронией.

— Ах, ты, ехидна болотная! — подскочила девушка. — А мои Горные Жеребцы!? Они стоят больше, чем весь твой мифический Третий Остров!

— Почему мифический? — мгновенно насторожился я.

— Ой, извини, сорвалось, — девушка нервно повернула свою прекрасную головку к маленькому окошку, за которым тихо, мирно и мерно плескалось ультрамариновое море.

Я напрягся. «Так, так, так… У ПОЭТА, у борзописца нашего, у сибарита утончённого и томного воздыхателя, вдруг обнаруживается отменная реакция! ГРАФИНЯ, ненаглядная пава моя, вдруг проговаривается о своём истинном отношении к Третьему Острову, а значит и ко мне! Что уж тут говорить о БАРОНЕ, о библиотекаре нашем доморощенном! Так, так, так… Подозрительно это всё! Очень подозрительно!».

Тревожившие меня совсем недавно сомнения, вроде бы на некоторое время благополучно утихшие, вспыхнули с новой силой. Я помрачнел, задумался. ГРАФИНЯ заметила резкую перемену в моём настроении, подошла ко мне, обняла, ласково погладила по щеке.

— Бог с ним, с Третьм Островом!

— Согласен, оставим эту тему… А вообще, мне-то на что спорить? — ухмыльнулся я. — Сижу вот перед тобой — мокрый, грязный, побитый, сирый и убогий. Гол как сокол. Имею при себе в данный момент и вообще только ПОСОХ, Собаку, ну и кое что ещё по мелочам…

— Ты не побитый! Ты всего-навсего слегка устал после очередной выигранной битвы. Это совершенно разные вещи. Ах, бедненький, дай я тебя поцелую в щёчку, в грудку, в животик, а потом и пониже…

В дверь снова вежливо постучали.

— ПОЭТ, — встрепенулась ГРАФИНЯ.

— Не думаю, — усмехнулся я. — Входите!

На пороге появился КОМАНДИР. В руках он держал пакет с одеждой. Я засмеялся, ГРАФИНЯ поморщилась:

— Да, Сир, зря Вы со мною не поспорили. Теперь будете жалеть…

— Ничего, не беда. Для тебя же хуже было бы, — снова усмехнулся я, взял у КОМАНДИРА пакет, слегка похлопал его по плечу. Он даже не дрогнул.

— Сир, я побеспокоил Вас с связи с тем, что надо бы помянуть КАПИТАНА. Тела его не нашли. Это проклятое чудовище сначала раздавило рубку, а потом смахнуло её вместе с нашим боевым товарищем прямо в море. Жаль беднягу.

— Да, вы правы, помянуть следует, — печально произнёс я. — Давайте сделаем это на яхте. Соберите оставшийся экипаж, Гвардейцев, которые присутствовали на судне во время нападения этого гада морского. Кстати, он больше не появлялся, не всплывал, знать о себе никак не давал?

— Никак нет, Сир! Муть какая-то поднялась, да быстро рассеялась и развеялась. Вот и всё.

— Ну, и, слава Богу. Ступайте, мы скоро будем.

ГРАФИНЯ стала быстро одеваться. Я с удовольствием наблюдал за этой невероятно возбуждающей, сладостной и вечной, как мир, процедурой. Какая прелесть, какая красота! Ах, какие ножки, какая грудь, какая попка! Что нужно ещё мужчине после кровавой битвы!? Только женщина способна по-настоящему утешить и успокоить нас в такие минуты!

— Не смотри, я это не люблю, — сурово произнесла ГРАФИНЯ.