болтают и поют. Папа учит Мо тостам на русском языке, а моя мама и я хихикаем, когда мой

папа произносит «На здоровье» и Мози повторяет за ним с ужасным акцентом.

Я первой ухожу спать. Дома ужасно холодно. Я надеваю спортивные штаны и кофту, и

залезаю под одеяло. Это последний раз, когда я сплю в своей постели. В месте, где сначала

ребенком, а потом уже подростком я видела так много снов и ночных кошмаров, где меня

посещало так много мыслей. Это странное чувство, последняя ночь в твоей комнате, которая

больше не твоя. Место, где ты выросла, уставившись в потолок, место, которое было

отправной точкой для многих начинаний. Место, которое, просыпаясь каждый день по утрам, видели твои глаза. Если и есть место, куда ты знаешь, что можешь вернуться всегда - это дом

твоих родителей и твоя детская кровать. Это твой фундамент, домашний очаг, твой

персональный уголок безопасности. Я уснула думая о ребятах, с которыми работала, и у

которых никогда не было такого места. Этот комфорт - роскошь, которую многие из нас

воспринимают как само собой разумеющееся.

У Мози, возможно, никогда не было такого комфортного места. Он рано покинул свой

дом, чтобы иммигрировать в Штаты. А затем его мать так и не заменила это уютное место, когда они добрались туда, куда следовали. Он проделал весь этот путь, чтобы утешить меня -

и утешал всех нас последние несколько дней. И то, что у него не было такого места, куда он

мог бы вернуться, разбивало мне сердце. Знание собственного места происхождения, просто

оказывает успокаивающее действие. Мне бы хотелось подарить ему такое уютное местечко, было последней мыслью перед сном.

Я просыпаюсь посреди ночи от знакомого с детства скрипа закрывающейся двери моей

спальни. Темная тень скользит по полу.

– Лекс?
– говорю я, быстро садясь в постели. У меня подскакивает адреналин, когда

тень нависает надо мной, и я моргаю в темноте.

– Лана, это я. Мози, - шепчет он, и при звуке его голоса происходит сразу две вещи -

мое сердце, запертое в бочку, бросается вниз с Ниагарского водопада, ударяясь о скалы, в то

время как моя душа парит как ракета рассекающая атмосферу.

– Что ты хочешь?
– шепотом кричу я, пытаясь держать себя в руках.

– Твой папа постелил мне в подвале и думаю там сейчас минус сорок. Я переохладился

и я не чувствую пальцев ног.

– Тогда спи на диване!
– огрызаюсь я, отворачиваясь и натягивая одеяло до

подбородка. Но кровь в моих венах кипит от его близости.

– Это я тоже попробовал. Но у вас сумасшедший русский диван набитый конским

волосом и сеном. Я раньше спал на циновке, и ты могла бы подумать, что он вполне мне

подходит, но его содержимое вызывает у меня приступ астмы, а в ингаляторе у меня осталось

только несколько доз.

– А у тебя вообще есть астма?
– говорю я разворачиваясь. Но когда я произношу это

вслух, то вспоминаю, что видела упоминание об этом в его медицинской истории

прикрепленной к его личному делу. Мози пользуется моим временным замешательством и

располагает свою задницу на моей детской кровати.

Я прижимаюсь спиной к ледяной стене.

– Если ты попробуешь приблизиться ко мне, то будешь спать на полу!

– Обещаю, я не прикоснусь к тебе. Просто посплю рядом. Я даже не храплю.

– Если ты прикоснешься ко мне, я закричу.

– Очень на это надеюсь. Правда, сам я люблю стонать.

Я игнорирую его шутку.

Я использую ледяную температуру стены, чтобы охладить возбуждение, которое

охватывает меня до самых конечностей от мысли, что он прижимается ко мне. Я влажная уже

от мысли, что лежу рядом с его телом.

– Спасибо, Лана, - бормочет он, прижимаясь ко мне под одеялом. Меня моментально

окутывает отчетливый мужской запах Мози. Пахнет кедром и смолой, мускусом и краской, и

это как наркотик для моих обонятельных предпочтений. Я вдыхаю его запах как кислород и

восхищаюсь его ароматом. Я хочу обнять его и целовать, пока у меня не заболят губы. Хочу

прижаться своим телом к нему и почувствовать накопившееся желание. Но ладонями я