– Не совсем. Мне просто нравятся картинки.

– Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не

занималась с ним любовью.

– Что?
– говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой

леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.

– Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы

искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что

если тебе это даже не понравится?

– О, мне это понравится!

Но внимание Томми уже где-то в другом месте, он потерял интерес. Кажется на входе в

магазин какая-то суматоха.

Мы толкаем тележку с вещами, которые на самом деле не нужны нам, мимо менеджера

магазина в дешевом костюме, громко орущего на испанском на работника, работающего на

нижнем этаже парковки. Когда мы выходим на улицу в ночь, земля перед нами освещена

большими галогенными лампами парковки, которые обнимают своим светом самую красивую

картину в белых красках. Кажется, это надгробия, сильно контрастирующие на фоне черного

асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни

имеют плавные и размытые контуры, обрамляющие их, несущиеся прочь в небытие - духи,

выполненные аэрозольной краской, с сожалением растворяются в воздухе.

Это не счастливая картина. Она полна страха и отчаяния. Она небольшая со скромным

набором линей, но благодаря таланту этого мужчины простота становится чем-то

возвышенным. В нижнем углу его подпись, а рядом подобие моего лица с трафаретного

рисунка, но оно выглядит еще лучше чем то, что сделали мы. Это лицо действительно похоже

на меня.

Томми шагает вперед с продуктовой тележкой и хлопком открывает багажник. Я

напрягаю глаза в темноте, пытаясь увидеть его - может он неподалеку наблюдает за моей

реакцией.

– Не парься. Он уже далеко отсюда. На самом деле этим он дразнит тебя. Он играет в

кошки мышки. Он появится, когда будет готов.

Я падаю на пассажирское сидение и неохотно пристегиваю ремень безопасности.

– Я так долго ждала. Это сводит меня с ума. Я ждала три года, Томми, а не только эти

три дня в Тихуане.

– Не могу поверить, что ты до сих пор не переспала с ним. У меня было совсем другое

видение происходящего.

– Я не планирую спать с ним. Я собираюсь найти его, а затем доставить его в Мехико.

– Почему ты так говоришь об этом? Он человек, а не пицца. Что если он не хочет ехать

туда?

– Он сказал мне, что хочет. У него там есть семья. Я виделась с ним, когда он был в

заключении, до того как его депортировали. Я обещала что-нибудь сделать для него.

– Так ты не любишь его?

– Люблю. Думаю, что люблю. Я не знаю что такое любовь. Я его социальный

работник. Я бы никогда не смогла переспать с ним.

Я смотрю через окно автомобиля на белое граффити мягко светящееся на фоне черного

асфальта парковки и сине-черной ночи.

Глава 22

– Эй-йей, девочка, просыпайся!
– визжит Томми, заезжая в Рай. Должно быть я

задремала. Мы выбираемся из машины, чтобы выгрузить огромное количество пакетов с

продуктами, которых слишком много для одной ночи оставшейся у нас.

Рокко и Клаудия в саду, слушают оперу с громкостью на полную катушку. На плече у

Клаудии вопит огромный зеленый попугай и перемещает свои ноги в бесконечном танце из

стороны в сторону.

– Ну, ребятки, - говорит Томми, ставя продукты на белые, железные, садовые стулья.

– Лана собирается доставить его в Мехико, потому что она его социальный работник. Она не

собирается заниматься с ним сексом. Таковы новости дня. Мы запостили ее лицо по всему

периметру Тихуаны. Если хоть кто-нибудь захочет ее - они знают, где ее найти.

Рокко лежит на спине с закрытыми глазами и между его губами крепко зажата трубка,

полная тлеющего табака. Попугай издает еще один вопль и клюет парик Коко, сегодня у нее

стиль резкой блондинки с боб карэ. Рокко щурится, приоткрывает левый глаз и вынимает