В тамбуре его встретили неприветливо. Группа непризнанных теневых лордов, позорно запуганная беременной ратишанкой, чувствовала себя обманутой и глубоко оскорблённой в лучших порывах. Чернявенькая девица, на чьём личике вблизи был заметен красный след от пощёчины, разразилась новым потоком слёз, Рурик чуть не уронил чашку, а натирающий полы укурыш смачно плюнул себе под ноги.

– Что же Вы, чародей хороший, так некрасиво поступаете, - укоризненно проговорил целитель, стараясь не переводить недовольство в откровенный конфликт.
– Мы тут старались, помогали. А родственница Ваша так нехорошо с моей внучкой поступила. Не по совести это.

– Я сразу говорил, старик, - не повёлся на провокацию чародей, предполагая, что следующим этапом будут обвинения в совращении и требования отступных, - что мой брат крепко и основательно женат.

"И степень этой основательности не знал даже я", - мысленно отметил Важич.

День второй

.

Совесть, воистину, один из самых странных и уж точно самый противный выверт хорошего воспитания. Ведь, по сути, прививая добрые намеренья и чистые мысли ребёнку, окружение пытается уберечь его, а вместо этого привинчивает чрезвычайно эффективный механизм по саморазрушению. Вот сделал человек что-нибудь - казалось бы, свершённый факт - прими и успокойся. Ан нет, моментально в душе просыпается привитый монстрик и начинает шкрябать изнутри своими ядовитыми коготками. При этом выглядит это внутреннее чудовище для каждого по-своему. У кого-то начинает ныть сердце, сжимаясь словно через раз и царапаясь о рёбра. Кому-то сводит желудок, отбивая аппетит и заматывая кишки. Кем-то овладевает паника, и каждый шорох, каждый неумелый вздох отдаётся холодом в позвоночнике. А у кого-то в черепной коробке появляется маленький навозный гномик, достаёт сделанную из цельного барана волынку и начинает, отвратительно фальшивя и притоптывая деревянными башмаками, наигрывать княжеский гимн, попукивая на высоких нотах. Алеандр Валент, во всяком случае, было куда приятнее думать, что шумом в ушах, головной болью и послевкусием гнилой морковки она обязана именно приступам обострения совести, а не пошлому похмелью. Определённо, появление болей, сухости и тошноты вызвано именно откликом на мучения души...

Потом вонючая тварь запела, громко, пискляво и ретроспективно, в подробностях выкладывая все события вчерашней ночи от собственного пения на лавке, до попытки укусить духовника за ухо, что так аппетитно пахло молочной овсянкой.

– Мать моя, - протяжно застонала травница, не раскрывая глаз, - роди меня обратно, но не на период токсикоза и без врождённых патологий.

Невидяще вытянув вперёд жаждущие ручки, девушка в порыве первобытного инстинкта зашарила перед собой. Левая шарила впустую, чуть зацепив что-то влажное и противное, правая оказалась сведена судорогой и почти не ощущалась, так макнуло пару раз ладонь в слизистую влагу. Травница, морщась от переливов зловредного гнома, сосредоточенно один за другим обсосала измазанные пальцы. Вкус так и неопознанной субстанции был мягким, чуть терпким и, к превеликой радости страдалицы, заметно отдавал рассолом.

– Мой мощный травницкий дар, - пробормотала Эл, повторяя трюк с вылизыванием руки, как пережравшая сметаны кошка, - м-м-м ням-ням, подсказывает мне, что очнулась я где-то, где определённо есть маринад на уксусе, белом перце, кефире и гипсе. Гипс при этом плохой, твёрдый, мерзко пахнет и у меня на руке...

Валент ещё раз опустила руку в терпкую жидкость и как-то совершенно внезапно для своего состояния осознала происходящее.

– А-а-а-а!!!
– дико взорала девица, распахнула глаза и сверзилась с полки на пол, лишь взмахнув в воздухе голыми ногами.

Неудачное приземление между ушатом воды и распотрошенными бочонками, видимо, основательно пристукнуло неугомонного гнома в голове, поскольку после него Алеандр взглянула на мир осознанней и критичней. Каким-то доподлинно невоспроизводимым для травницы образом она оказалась в хозяйской парной, что располагалась в центре небольшого банного комплекса. В куполообразном помещении царил полумрак и стойкий запах перегара, настолько густой, что в нём можно было подвешивать на ферментацию чай. Пол покрывали грязные лужи ромашковой настойки, вызывая одним своим видом нехорошие порывы в отравленном алкоголем организме. В одной из них одиноким буйком плавала дорогая туфля. Кажется, в ней ещё лежали замоченные кем-то не к месту хозяйственным бельё и платье, и, кажется, это была не лужа, а тазик, но шум в голове не позволял сразу сориентироваться на местности. Девушка попыталась привычным жестом помассировать виски и совершенно неожиданно едва не пропорола себе глаз новоприобретённой клешнёй. Именно клешнёй, потому что у профессиональной травницы других эпитетов для увиденной конструкции из бугров и наростов просто не находилось.

– Та-а-а-а-ан!!!
– завопила, или скорее прохрипела, ввиду своего состояния, травница, подползая к мирно спящей на нижней полке подруге, такой же раздетой, но предусмотрительно укрытой простынёй.
– Что случилось!?! Что, кактус тебе в глотку, произошло!?!

При этих воплях духовник продолжала тихо спать и не отреагировала даже на тычок закованной в гипсовую броню ручки. Выглядела несчастная настолько заезженной, что будь она лошадью, кто-нибудь обязательно сжалился бы и прирезал по доброте души. Всё ещё чуть влажные волосы сбились заготовкой под валенок, бледное личико посерело и осунулось, а пальцы заметно дрожали даже под простынёй. Если бы Валент самой не было так паршиво, начинающая целительница непременно занялась бы диагностикой столь интересного состояния.

– Танка!
– перекрикивая отвратительный концерт в собственной голове, возмутилась Эл.
– Как мы здесь оказались? Что за дрянь у меня на руке?

Тенеглядка продолжила сопеть упорнее и даже агрессивнее. Решительно настроенная травница зачерпнула из ушата воды и, отогнув край простыни, щедро плеснула на упрямицу. В ответ не прозвучало воплей или визгов, в неё не запустили мочалкой и не попытались накормить мылом, крича о мести. Нет. Блондинка лишь чуть приоткрыла один глаз, блеснув в полумраке вспышкой ночного зрения и низким, вибрирующим от вложенной силы голосом проговорила:

– Алеандр Ригорьевна Валент, клянусь всеми подмирными демонами и твоим посмертием: если ты сейчас не заткнёшься, я нарушу собственные принципы и жертв некромантии станет на одну больше.

– Но, - чуть растерялась от тона блондинки Эл, - что с моей рукой?

– Ты её топором сломала, пришлось фиксировать.

– Но я точно помню, что сломала только мизинец и не...

– Ты чем-то не довольна?
– с неприкрытой угрозой зашипели ей в ответ.

Травница поспешно отползла за тазик с бельём, прикрывая голову черпаком: