— Все силы и весь свой талант вы должны бросить на то, чтобы остановить преступника, чтобы спасти жизнь последнего преемника Гейдарова, нашего многоуважаемого Аслана Асланова, дай ему аллах здоровья и радости в жизни.

— А сам Гейдаров? — напомнил своему заму генерал.

— Дай ему аллах здоровья и радости в жизни! — на всякий случай поправился замначальника управления уголовного розыска.

Никто не посмел улыбнуться.

— Своего мнения мы менять не будем! — заупрямился Джафаров. — Но если вы хотите, чтобы мы занялись и этими убийствами, дайте нам больше людей.

— Берите! — разрешил генерал. — Сколько надо, столько и берите. Каких хотите, таких и берите. Карт-бланш.

— Какие карты им приготовить? — не понял замначальника управления.

— Они сами себе все приготовят! — устало посмотрел на своего зама, навязанного ему министерством, генерал. — Приказываю: не мешать, все давать в первую очередь, одним словом, помогать!

На телефонный звонок ответил генерал. Послушав, он протянул трубку своему заму:

— Это тебя! Асланов хочет с тобой поговорить!

Обрадованный заместитель, изобразив на лице верноподданническую улыбку, поспешил схватить трубку.

— Рад слышать вас, товарищ Асланов!.. Да, да!.. Все будет сделано! Лично прослежу. И пропуск выпишу лично!

И он рысью помчался из кабинета, забыв даже спросить разрешения выйти.

— Вот будете под ним ходить, — нахмурился генерал, — взвоете!

Все молча с ним согласились.

— Можно идти? — спросил Джафаров.

— Конечно! — генерал еще больше помрачнел.

Выходили из кабинета, как с похорон.

В коридоре Джафаров внезапно остановил Арнани и повернулся спиной к выходящим из лифта людям.

— Прикуривай, прикуривай, Тенгиз!

Арнани пригляделся и замер.

— Провалиться мне на месте, если это не наши подопечные.

— Тенгиз! Возьми проверенных людей и не спускай глаз со старика.

Замначальника управления уголовного розыска проводил рекомендованных Аслановым людей в технический кабинет и распорядился составить фоторобот, а также отпечатать необходимое количество фотографий.

К удивлению старого бандита, Кязимов оказался наблюдательным малым, и довольно скоро фотографии были у Тика.

Тик достал портмоне и выдал работникам технических служб сумму, которую каждый из них получал за год. Просил он лишь об одном: не распространяться о проделанной работе.

Полученные деньги и покровительство замначальника управления вызвали у работников твердое желание молчать.

Сев в машину, старик сказал Кязимову, намеревавшемуся присоединиться к ним:

— Ты погуляй, Хан! Будь готов сегодня после часа дня забрать товар.

Оставив обиженного Кязимова на тротуаре перед зданием управления, старик с директором укатили. Тик сам вел машину.

— Товар нельзя долго держать! — сказал он старику. — Я не могу рисковать, его там на многие миллионы долларов. Часть я уже отправил по своим каналам, теперь твоя очередь. За тобой Турция, Иран и местные группы.

— И «старший брат»!

— Ты меня понял! Сначала дело, потом охота!

— Охота важней!

— Передай своим людям, пусть работают.

— Хорошо! Через час товар у тебя заберут.

Старик оставил себе одну фотографию, а остальные отдал директору.

— Передай Аслану! Пусть выдаст каждому охраннику, и чтобы они запомнили. Как молитву.

Он указал рукой, где остановить машину, и через несколько секунд исчез из виду…

Старик исчез только из поля зрения Соломона Тика.

Люди Арнани повели его с ювелирной точностью. Сам Арнани, с удовольствием послушав разговор в машине Тика, поехал за ювелиром. Теперь у него было достаточно людей, отобранных им лично, каждый из них стоил двоих.

Соломон Тик слежки за собой не замечал. Он был настолько уверен в могуществе своего друга, что позволял себе не думать о таких «пустяках». Его беспокоили убийства, все ближе и ближе подходившие к Асланову, к тому, кто и вызвал своим необдуманным решением никем теперь не контролируемую волну. У них была лишь фотография загримированного убийцы.

И Соломон Тик благодарил Бога, что сегодня утром ему удалось отправить свою семью в Париж. У него тоже была открытая виза, а билет он мог купить в любое время и на любой рейс. Тик уехал бы с семьей, но его держал товар, который привязывал крепче любой цепи. Он должен был уехать чистым, чтобы не дрожать от каждой тени и любого шороха. Но «жареным» пахло очень сильно, и предчувствие говорило, что самое большее, на что он может рассчитывать, это несколько часов. Успеет сдать старику товар — все, он свободен, и никто не удержит его в этой стране. То, что он здесь оставит, не составляет и сотой доли того, что удалось положить в западные банки.