Ввалившись в ту же кабинку, в которой они недавно были вдвоем с подругой, Ксения

уткнулась в стену руками и, полуприсев, безвольно опустила голову между плеч. Она услышала, как кто-то вошел вслед за ней и поняла, что ни к чему хорошему это не приведет, но из-за частого громкого дыхания и сильного сердцебиения Ксюша не могла выговорить ни слова.

Вошедший за ней парень, точно также был нем из-за сильного возбуждения. Дрожащей рукой он расстегивал ширинку, а второй гладил плечи Ксении, постепенно спускаясь ниже, и поднимая ей юбку. Девушка попыталась отмахнуться, это было единственным, чем она могла воспрепятствовать тому, что вот-вот должно было произойти, но ее жест и последовавший за ним стон, парень воспринял, как желание дамы ускорить процесс.

Вряд ли произошедшее в полной мере можно назвать изнасилованием. Сам факт соития длился всего минуту, по окончании которой молодой человек почувствовал неладное. Он взглянул вниз и обнаружил, как ему показалось, целую лужу крови темно-багрового цвета. Его белые штаны и низ рубашки тоже побагровели. Парню казалось, что крови было так много, будто кто-то пырнул живого человека ножом. Он испуганно отскочил от, ничему не противившейся, Ксении, затем посмотрел на свою руку, измазанную кровью с темными сгустками, ноги его задрожали, сильный приступ головокружения резким движением выдернул пол из-под ног. Если бы не дверь, которая, открывшись, смягчила удар и выплюнула его из кабинки, парень разбил бы себе голову.

К счастью, почти в тот же момент, в туалет вбежала Мария, которая еще не в полной мере поняла, что произошло, но сразу же подхватив Ксению, подтащила ее к умывальнику и начала попеременно умывать ей лицо и оттирать от крови чулки и платье, насколько это было возможно.

Повиснув на плече у подруги, Ксюша шла чуть окрепшими ногами и будто видела себя и все происходящее с ней глазами другого человека. Они шли и, казалось, никто их не замечал. Держась за Марию, она протискивалась через потные и разгоряченные человеческие тела, хотелось побыстрее выйти и вдохнуть свежего воздуха, но из-за передозировки психостимулятором время двигалось невообразимо медленно. Никогда до этого Ксения не разглядывала так долго людей на танцполе. Обычно ей казалось, что ее окружают не отдельные личности, а вся атмосфера веселья в целом, лицо которой она придумывала сама в своей голове. Но сейчас ей в глаза бросался каждый отдельно взятый человек. На лицах, которые она видела, застыло какое-то неестественно счастливое выражение. Казалось, что большую часть жизни на этих лицах отражаются только страх и злость, а сейчас они все дружно сделали одно большое усилие, чтобы выдавить из себя немного радости. Музыка звучала как-то приглушенно, было душно и дымно. Ксения почувствовала себя в огромном троллейбусе, где все притворяются что это никакой не троллейбус, и что они не чувствуют этого ужасного, зловонного запаха, витающего над происходящим. Ей казалось, что она видит всех насквозь. Было мерзко смотреть и еще противней осознавать то, что в данную секунду она сама была самым гадким и отвратительным существом среди всех этих людей.

Музыка становилась все глуше и в итоге стихла вовсе. Следующим, что она услышала после грохота ночного клуба, был звук бряканья ключей. Очнувшись, Ксения обнаружила себя сидящей на ступеньках у дверей квартиры Марии. Что-то теплое и пушистое терлось о ее ногу, и хотя на лестничной площадке было темно, Ксюша разглядела черного кота.

– Ну что, очнулась? Я думала, не вытащу тебя из такси, шофер, наверное, такое не часто видит.
– Мария зашуршала в поисках чего-то у себя в сумке.
– Хорошо, что он сразу не заметил, как ты ему все сиденье перепачкала.

Ксения молча сидела, упершись плечом в стену. Она пару секунд смотрела на силуэт подруги в темноте, потом взяла кота и посадила его на колени. Кот был теплый и мягкий, а когда Ксюша запустила в его шерсть свои пальцы, он замурчал.

– Да, как-то не очень сегодня развлечься вышло. Ну, хотя ты, вроде, развлеклась как надо.
– Продолжала Мария, пытаясь говорить утешительно.
– Вот только в темноте никак нужного ключа не нащупаю... Все. Вроде нашла, можешь подниматься, сейчас в душ и завалимся спать.

– Ксения все так же беззвучно сидела. К горлу подошел комок и несколько капель упали в черную кошачью шерсть. Она плакала не от того, что произошло, не от обиды и не от жалости к себе или ненависти к кому-то, а от того, что каждый месяц в такие дни у нее было плаксивое настроение.

Настроение у Эдуарда Датаева тоже было, мягко говоря, паршивое. Произошедшее с ним ночью он не мог толковать никак иначе, кроме как сумасшествие, но он настолько не хотел это трактовать таким образом, что мысль буквально застряла в дверях, разделявших подсознательное и сознательное.

В утро субботы Эдуард был взвинчен больше, чем обычно внутри и чрезмерно медлителен снаружи. Он как будто пытался не выдать своих переживаний самому себе. Причиной этому было небывалое эмоциональное потрясения, случившееся с ним просто в кресле его квартиры, без каких-либо на то видимых причин. Долго думая о том, что же с ним, собственно, произошло, Датаев пришел к выводу, что высшие силы каким-то образом вмешались в его судьбу.

Ощущение, которое Эдуард испытал, не было абсолютно новым. Подобные чувства посещали его и ранее. Они были похожи на вспышки воспоминаний о событиях, которые сильно отпечатались в мозгу, но с ним лично никогда не происходили. Такие приступы были очень недолговременны и Датаеву всегда прежде удавалось убедить себя в том, что ему просто что-то показалось, а потом что и не казалось вовсе, что он придумал, а позже он забывал о случившемся. Но в этот раз, как Эдуард ни старался, он не мог забыть того, что произошло.

В вечер перед выходными он, как обычно, вернулся из паба и уселся в кресло. Внезапно Датаев почувствовал, что его сознание как будто разлетелось на три части, а точнее сказать: увеличилось в три раза и стало занимать голову не только его собственную, но еще двух людей, которых он раньше никогда не знал и не имел с ними ничего общего.

По прежнему находясь у себя дома, и думая в обычном для себя русле, он ощущал параллельно еще два мыслительных потока, принадлежавших, как ему показалось, двум реально существующим людям. Эдуард не видел людей, с которыми он каким-то образом был соединен и не слышал их, но чувствовал то, что чувствовали они и знал все, о чем они думали, а поэтому был полностью погружен в еще две реальности, кроме своей. Два потока чужых идей и переживаний будто вливались в его сознание. Сначала один поток выходил на поверхность, какое-то время сопровождал мысли Эдуарда, потом сменялся другим.