— Шапка получится — закачайся!

Взвыл я в тоске горестной, в угол за печкой забился. Плакал долго и неутешно.

Столь же горько я давился слезами ещё дважды: когда умерли бультерьер Дик и шар–пей Чак.

Даже дети могут пожаловаться, где болит. Животные страдают молча. А ведь, им так же больно, как и людям. Не обижайте братьев наших меньших. Они такие беззащитные.

В детстве мне много чего довелось прочувствовать, прежде чем изменилось мое восприятие окружающего мира. Будучи мальчишкой, мне всегда хотелось держать дома какую–нибудь живность: птицу, зверюшку.

Поймал в лесу зайчонка. Притащил домой, посадил в ящик. На бутылку с молоком соску надел, сунул зайчонку. Тот пьёт, чмокает взахлёб, соску передними лапками теребит. Отниму бутылку — он лапками барабанит, ещё требует. Обкормил бедолагу. Раздулся он, дышал трудно. Под утро околел.

В дятла из ружья стрелял. Зачем? А спроси! Ранил его, крылышко перебил. В снегу подобрал, домой принёс. Дятел под кровать забился, крыло опустил. Сидит, пригорюнился. И я сижу такой же. Куда мне его теперь? Скоро и дятла постигла участь зайчонка.

Надолго пропала у меня охота в неволе держать зверей и птиц. До той поры, как мои дети стали подрастать, птичек запросили, рыбок, хомячков, собак, кошек. Сейчас во многих семьях держат разных животных.

А тогда, помню, наши деревенские пацаны Шурка и Толька Горячевы над котами издевались. Обольют несчастному хвост бензином и подожгут. Кот с бешеным «мя-я» как даст стрекача! Пацаны со смеху угорают. Доигрались. Один кот с горящим хвостом в чей–то сарай сиганул. А там пакля, солома. Пых! Пламя выше крыши! Сарайки как не бывало!

Собакам эти изверги к хвостам консервные банки привязывали. Те аж дурели от страха. С визгом метались по улице. Пойманным голубям братья Горячевы лапки связывали и отпускали.

Не собираюсь заканчивать главу рассказом о мучителях бессловесных тварей.

Непроходящая боль по четвероногим друзьям, воспоминание о монголке Волге — буланой лошади породы Пржевальского из пустыни Джунгарии, отвлекли меня от темы.

Вернусь мысленно опять к тому осеннему дню, когда гнедая наследница её клички резво бежала по степной дороге, увозя меня в Вассино. Навстречу новой судьбе, новым мечтам и свершениям.

Однако, я вынужден прервать рассказ.

Справа, на берегу открылись зелёные поляны с высокими буграми, поросшими крапивой, с пологими спусками к воде. Лучшего места для причаливания не сыскать.

Пора позаботиться о ночлеге, о костре и вечернем чае.

Приюти, пустынный берег, одинокого странника, покинувшего мир страстей и пороков, алчности и коварства, стань прибежищем в безвестном скитании по необъятным речным просторам, услади душу покоем и тишиной.

Сегодня банный день. Вскипятил воду в ведре над костром. Вымыл голову и тело. Непривычная растительность на лице в виде отрастающей бороды, седая и редкая, так и просится под бритву. Чешется, зудит, колется, мешает отмыть лицо. Приходится терпеть, коли дал зарок не бриться до окончания плавания.

Пока занимался гигиеной, завтраком и укладкой вещей на плот, за мной с высокого тополя зорко наблюдал ястреб–тетеревятник. Лесной разбойник терпеливо ждал ухода человека, чтобы поживиться остатками трапезы. Видимо, не впервой ему лакомиться отбросами на привалах рыбаков и охотников. Я вознаградил красивого пернатого хищника за пристальное внимание к моей скромной персоне, выложил на пень кусочки говяжьей тушёнки, колбасы и сала.

Закончив приготовления к отплытию, собрался отдать швартовы, но передумал. Ветер, порывистый, северный поднял на реке большие волны. Взбивая шапки пены, они с шумом накатывались на берег, отмеченный в дневнике как «Тополь коршуна».

К полудню ветер стих, река успокоилась. Отвязываю капроновый линь от дерева, сматываю на бегу и прыгаю на плот, подхваченный течением. Вниз по Оби меня обходит правым бортом «РТ-999». Навстречу движется танкер «СГГБ-616». В 16.25 прохожу километровую отметку «1040». Очень жарко. Ещё встречный буксир «Орёл». Шмели с гудением проносятся над водой.

День я ходко плыл без приключений, но на исходе его пережил стресс от неожиданной встречи с разбухшим трупом мужчины. Утопленник в камуфляжной куртке, без штанов, босой, растопырив руки, плавно покачивался в прибрежных кустах вверх спиной. Обезображенное рыбами лицо скрывала мутная вода. Сначала я принял его за кучу грязно–белой пены, набившейся в густые заросли тонкого тальника. Проплывая мимо этой бесформенной массы речного хлама, шевелящейся, хлюпающей, пузырящейся, я вдруг разглядел в ней человеческое тело. Оно колыхалось, шевелило иссиня–белыми ногами, пряталось в комьях пены, всплывало, обнажая оголённую спину. В первые мгновения я даже подумал, что живой человек барахтается в волнах. Запутался в тальнике и пытается выплыть. Но волна подбросила тело, голова утопленника мотнулась, и я увидел изъеденное, источенное, ободранное нечто ужасное — всё, что осталось от лица.