– Извини, Максим, я с тобой не согласен, - мягко возразил Артур.

– В чём это?
– поразился церковный староста.

– В том, что это - две проблемы. Братья и сёстры, неужели вы не видите, что это две грани одной проблемы? Ради чего православие идёт в те регионы и страны, где его никогда не было? Ради проповеди слова Христова или ради роста политического влияния России? Ради просвещения невежественных или ради того, чтобы пришить когда-то в будущем к 'русскому миру' ещё одну область? Если ради первого - отчего нас заботит скорость миссионерства? Эта проповедь совершается во благовремении, для тех, кто желает её услышать, и вовеки она не совершится насильно, как невозможно и возрастание сознания... возрастание души во Христе ускорить насильно! Если же мы хотим второго - то я, к примеру, не белоручка, я не собираюсь прятать голову в песок, в чём нас здесь упрекали, я не собираюсь, да и не могу жить вне нашего исторического времени, но неужели мы не понимаем, что не одни мы такие хитроумные, и что не мы одни изобрели способ защиты политических интересов руками религии? Отчего нам не приходит в голову, что и другие могут изобрести эту тактику? Так и появляются 'патриархи филареты' и прочие деятели! И даже когда мы отбросим политику: рост церкви ради самого роста ведёт ровно к тому же самому! Мы видим в церкви орудие духовного возвеличения человека или просто одну из организаций, которая обеспечивает своим сотрудникам относительно безбедную жизнь? Если последнее - конечно, мы будем стремиться к росту ради роста, к расширению ради расширения. Но почему тогда лютеранам, баптистам, раскольникам, или вот, например, 'филаретовцам', киевскому патриархату то есть, не стремиться ровно к тому же самому, если они тоже хотят вкусно есть и сладко спать? Это одна проблема, дорогие друзья, одна и та же, а не две!

Повисло небольшое молчание: все слегка опешили от этой тирады, да и сам Артур не ждал от себя этой настойчивости в защите простых мыслей. 'Зачем я ломаю копья, если сам - не православный?' - даже подумалось ему.

– Всё это не то, - досадливо проворчал Максим.
– Всё это философия, которая мало относится к жизни. Что же теперь: отказаться от миссионерства и ровно сидеть на пятой точке?

– Нет, это неглупо, - заметил Олег.
– Очень, очень неглупо.

– То-то и оно, что слишком умно!

– Политически незрело, согласен.

– Артур, точней, 'отец дьякон', - произнёс не спеша белорус, - чем-то напоминает мне бессмертный образ, созданный Достоевским, а именно образ князя Льва Николаевича. И внешне, и по своей приветливой обходительности, и по жару души, и по стремлению защищать идеальное устройство, которое так скверно рифмуется с реалиями нашего дня, в том числе с церковными реалиями, он похож на 'князя-Христа'. Надеюсь, вспомнив название романа, никто не поймёт меня дурно.

Участники семинара обменялись взглядами, улыбками, даже смешками.

– Похоже, у нас складывается традиция: выбирать одну жертву и всем на неё набрасываться, демонстрируя зрелость и трезвость ума, - хмурясь, проговорила девушка.
– Разве это красиво?

Артур поднял вверх обе ладони:

– Нет, нет, я себя вовсе не считаю жертвой!
– миролюбиво объявил он.
– Это - лестное сравнение. Если бы вы все только знали, насколько оно далеко от истины...

– Я бы не был очень польщён на Вашем месте!
– заметил Сергей.
– Учитывая то, что князь Мышкин - не вполне христианин или даже совсем не христианин...

– Сказать, что он - не христианин, примерно то же, что сказать, будто Христос - не христианин, - улыбнулся Гольденцвейг.

– Кто знает!
– не сдавался писатель.
– Возможно, в этом есть доля правды...

– Возможно, но только мы ушли от темы. Позвольте мне тоже внести свои пять копеек на алтарь общей дискуссии и развить мысль, которую впервые высказал Максим и начал развивать отец дьякон, - продолжил брат Евгений.
– Я имею в виду мысль об отъединённости церкви от государства и государственной элиты, во-первых, от национального начала, во-вторых. Эта мысль вполне канонична, она соответствует духу Евангелия, словам Христа о том, что его царство - не от мира сего, словам апостола Павла о том, что во Христе нет ни эллина, ни иудея. Но она не только канонична, а имеет и практическое измерение. Наша новая элита выстраивает государство умеренно-просоветского и умеренно-проимперского типа. Но ведь элиты не вечны. Всё проходит, как сказал Шломо, возлюбленный богом третий царь Иудейский, и это тоже пройдёт. Если мы, церковники, все силы бросим на защиту именно этой государственности, не рискуем ли мы, когда придут новые правители, оказаться у разбитого корыта? Скажу кощунственную вещь, но мне как еврею, представителю самой гонимой нации отчасти простительно такое кощунство: если мы, церковники, накрепко свяжем православие только с этой страной, этим народом, не рискуем ли мы в итоге, в очень длинном, историческом итоге, оказаться ровно там же? Ведь и страны, и народы тоже не вечны...

– Это напоминает мне рассуждение Далай-ламы о том, что Россия должна поделиться своим жизненным пространством с Китаем, потому что, дескать, нации не вечны, а вечно одно лишь сострадание, - с улыбкой заметил Артур.

– Ребята, вы это серьёзно?
– спросил Олег странным голосом, ноздри его раздувались.
– Вы это - серьёзно - сейчас обсуждаете? Один проповедует идеологию национального предательства, а все остальные ему улыбаются, лепечут что-то про далай-ламу, в ироническом ключе, я так понимаю, и никто не собирается идеологу тотальной сдачи нашей страны заткнуть рот?

– А у нас тут не застенки НКВД, чтобы людям затыкать рты!
– тут же бойко вставила Лиза: она тоже была не на шутку рассержена.

Олег почти побелел от гнева.

– Если это так, если вы все солидарны с нацпредателями...
– медленно выговорил он.
– Знаете, я отказываюсь обсуждать эту тему в таком ключе! Всего хорошего!

Встав с кресла, будто вытолкнутый пружиной, он стремительно вышел из зала.

– Фу, какая глупость: начали ссориться в первый же день, - неодобрительно пробормотал Артур.

– Он пр-росто дур-р-рак, - вдруг объявил Жером, до того промолчавший всю дискуссию.
– Дур-р-рак и шовинист.

Это замечание разрядило обстановку и показалось отчего-то таким смешным, что все без исключения рассмеялись.

После ухода Олега работа потекла быстрее: где-то за полчаса состряпали рекомендацию Архиерейскому совету следующего содержания:

'1) продолжать и активно развивать миссионерство в нехристианских странах; 2) поддерживать контакты с православными русскоязычными диаспорами во всём мире; 3) всеми силами противодействовать узконациональному пониманию православия и попыткам расколов внутри РПЦ МП'.