В годы правления Екатерины II Россия считалась неоспоримой и признанной великой европейской державой. Это не значило, что отношения со всеми соседями были равным образом безоблачными. Екатерина, в юные годы пристрастно-преданная подруга Фридриха Великого, избавилась от романтики безмятежности юности и стала относиться к Пруссии значительно более критично. Первый раздел Польши в 1772 году во многом был произведен из дружеских чувств к королю Пруссии, а следовательно, не полностью учитывал политические интересы России, Австрии и Пруссии в условиях русско-турецкой войны.

Когда в 1777 году Россия благоразумно возобновила прусско-русский союзный договор и оказала значительную дипломатическую поддержку в решении прусско-австрийского конфликта за Баварское наследство, ничто в натянутых отношениях с Пруссией все равно не изменилось. Твердость России была одной из причин подписания в 1779 года Тешенского мира [85] . После этого Российская империя с резко увеличившейся активностью начала развивать отношения с австрийским домом Габсбургов.

В то время как русско-австро-прусские отношения находились в подвешенном состоянии, дипломаты Англии, Франции, Швеции и других европейских государств добивались благосклонности России. Конфликты, потрясавшие ведущие европейские державы, приводили к волнующим интригам в дипломатической жизни Петербурга. Дипломаты и придворные добивались благосклонности Орлова и Чернышева или Потемкина и Панина, не говоря уже об императрице и наследнике престола.

Особые усилия прилагали в этом направлении английские дипломаты. Глава британского Форин Оффис в 70-е годы держал свою страну в относительной изоляции в Европе [86] . Этому способствовала, прежде всего, колониальная война в Северной Америке. Он поручал своему молодому посланнику Харрису «изучить настроение при дворе относительно современного положения в Европе» и определить, в какой мере императрица Всероссийская и ее советники готовы заключить наступательный и оборонительный союзе Великобританией. Если Россия не против такого союза, «к какому у нас готовы, и он соответствует особенной ситуации обоих партнеров, то я [Министр иностранных дел Англии. — Прим, авт.] лично не вижу иной возможности для заключения союза». Это письмо звучало несколько отчаянно и содержало соответствующую долю тенденциозного пессимизма. Харрис долго не раздумывал. Он пошел к графу Панину, но тот был крайне сдержан в выражении свой позиции. Сначала нужно было «спросить императрицу», то есть узнать ее точку зрения. Панин послал неугомонного Харриса к Екатерине. Молодой дипломат был вне себя от радости, что так быстро может быть принят императрицей. Екатерина встретила его любезно, однако окончательного политического решения не приняла.

Как все иностранные дипломаты Харрис проявлял по отношению к Потемкину холодную сдержанность. Он считал князя, как все его противники, «вечным наказанием», так как никто не мог понять начавшиеся с начала 1774 года перипетии его отношений с императрицей. Харрис склонялся к тому, чтобы больше верить тому, что говорили недоброжелатели Потемкина, чем его очевидным успехам. Еще в октябре 1778 года он поверил истории, что Екатерина якобы заставляла Алексея Орлова подружиться с Потемкиным. Орлов якобы отреагировал на это крайне резко и враждебно: «Если Потемкин мешает Вашему душевному покою, то дайте мне соответствующую команду и он исчезнет в тот же час. Вы больше ничего о нем не услышите». Цареубийца Алексей Орлов не мог подружиться с человеком, которого он презирал и которого считал самым главным врагом государства. Возможно, что все действительно произошло именно так или как-то похоже. Но тенденция этой истории была понятна, когда Алексей Орлов сказал: «Я знаю, мадам, и это вне всякого сомнения, что Потемкин не чувствует никакого расположения к Вам. Во всем он заботится только о своем собственном интересе; единственным и первостепенным его талантом является хитрость, и он прилагает все усилия к тому, чтобы отвлечь Вас, Ваше Величество, от государственных дел, привести Вас в состояние полной беспечности и самому взять власть в свои руки. Он нанес Вашему флоту значительный удар, он разрушил Вашу армию, и, что еще хуже, он испортил Вашу репутацию за границей и отдалил от Вас Ваших верных подданных. Если Вы хотите освободиться от этого опасного человека, я готов отдать за Вас свою жизнь. Если Вы хотите выиграть только время для лести, лицемерия и двуличия, которые являются самыми важными условиями, то я не представляю для Вас никакой пользы».

Упреки противоречили фактам. Кроме того, их высказывал человек, который убил Петра III! Но даже эти слова, если они в самом деле прозвучали, приобретают значение только при реакции императрицы. Екатерина II якобы находилась под впечатлением высказанных упреков Потемкину и попросила Алексея Орлова помогать ей. Ловкий дипломат увидел в этом признаки скорого падения Потемкина. Относительно будущих целей внешней политики России не было сказано ровным счетом ничего. Восточная политика и союз с Австрией ни в коем случае не являлись идеями исключительно Потемкина. Весь процесс был нечем иным, как одной из бесконечных интриг против Потемкина, борьбой за влияние на императрицу и приемом дипломатической игры в интересах долгожданного русско-английского союза.

Информация об инциденте между императрицей и Орловым, полученная Харрисом, была настолько неточной (несмотря на все попытки узнать что-либо подробнее), что Харрис предпочел не доверять ей. Уже в конце декабря 1778 года он сообщал в Лондон, что императрица рассказала все Потемкину, Алексей Орлов фактически посажен под домашний арест и отношение Орловых ко всей афере «позволяет судить о разочарованных и разъяренных мужчинах, которые не видят никакой надежды возвратить их прежнее положение». Английский дипломат узнал, кто объединял в своих руках власть во дворе. С двойным усердием он принялся за обсуждение всех политических вопросов с Григорием Потемкиным и Никитой Паниным. Но не нашел у Панина нужной ему заинтересованности. Поэтому все его усилия были направлены на то, чтобы добиться внимания Потемкина и завоевать его дружбу.

Для этих усилий имелись благоприятные предпосылки. По разным мотивам Харрис и Потемкин хотели ограничить влияние Панина или совсем отстранить его от решения вопросов внешней политики. Потемкин придерживался отстраненной позиции относительно политики с Францией и склонялся к хорошим отношениям с Англией. В этом было хорошее начало для Харриса.

Многие годы спустя в письме от 30 июля 1783 года князь Потемкин изложил свои взгляды по этому вопросу. Его взгляды, изложенные в 1778 году, имели ту же силу, так как лежащая в их основе внешнеполитическая концепция принципиально не менялась с тех пор. Конечно, Харрис поддерживал князя с тех пор в его взглядах. Потемкин писал Александру Безбородко: «Мое понимание, как можно уравнять влияние Бурбонов: союзом с Англией, который чем теснее, тем будет представлять большую выгоду, тем более что Франция открыто проявила свой характер и выразила желание парализовать Россию. Представьте себе, какие законы может ввести эта страна, если у нее прибавится власти. Нам необходима поддержка морской державы, которая со своей стороны хочет союза с нами. Если императрица решится на это, то Вы увидите, что мы сможем все. Дайте, пожалуйста, мне знать, какова ситуация в области внешней политики. Мы должны сначала построить флот, а затем Бог поможет нам».

В письме были представлены не только взгляды Потемкина, оно показывало, какие плоды принесла работа английского посланника. Письмо подтверждало, что Потемкин не владел абсолютной властью в русской внешней политике. После того как Панин в 1781 году окончательно ушел со своего поста, Александр Безбородко постепенно стал приобретать в Петербурге все большее влияние в этой важной области.

Харрис также проделал большую работу. Он подробно информировал Лондон обо всех отдельных шагах, которые привели, наконец, к завоеванию доверия Потемкина. Сначала он признал в Потемкине «единственного человека, который, благодаря своему авторитету, мог воскресить у Екатерины благосклонные чувства по отношению к Англии». После этого ему представился случай поговорить с Потемкиным непосредственно о его взглядах на «английскую» политику. Ответы Потемкина были настолько заинтересованными и положительными, что Харрис обратился к нему с абсолютно необычной просьбой. Он попросил Потемкина способствовать устройству личной беседы с императрицей. Князь был поражен такой смелостью, но пообещал выполнить просьбу.