— Нет, надо, — твердо сказал Эгето. — Надо возмущаться.

— Почему? — удивленно спросил Йошка. — Зачем?

— Изверги! — продолжая думать о своем, кипятилась тетушка Йолан. — Бьют стекла в буфете!

— Тебе это хорошо известно, — сказал Эгето.

— Когда идет борьба, — возразил Йошка, — нет времени возмущаться.

— Есть время. Человек борется не одной винтовкой, человек еще борется сердцем. Тот, кто прислушивается лишь к зову своей винтовки, не кто иной, как наемник или анархист. Кто прислушивается только к зову сердца, тот моралист или мечтатель. В целом свете лишь мы одни, коммунисты, прислушиваемся к голосу и того и другого.

Кто-то постучал в стекло кухонной двери. Тетушка Йолан вздрогнула.

— Кто там? — спросила она.

— Я, — послышался за дверью незнакомый голос.

Тетушка Йолан сделала знак Эгето, потом чуть-чуть приоткрыла дверь, но тут же поспешно распахнула ее — Эгето едва успел выскользнуть в комнату. Причиной столь лихорадочной поспешности тетушки Йолан было изумление.

— Господин Дубак! — воскликнула она и всплеснула руками.

— Собственной персоной, — входя, проговорил Лайош Дубак.

Тетушка Йолан от неожиданности на мгновение утратила дар речи и молча смотрела на вошедшего. Что говорить, за минувшие два года Лайош Дубак отнюдь не стал выглядеть моложе, костюм висел на нем как на вешалке, черты исхудалого лица заострились и почему-то тряслась голова.

Дубак сообразил, что оба они, женщина и мальчик, глядят на его трясущуюся голову.

— Остановись же наконец, голова-голубушка, ведь ты в гостях! — пошутил он и схватил себя за затылок. Голова и в самом деле перестала трястись. — Небольшой нервный шок, — пояснил он, махнув рукой. — Это пройдет. Я не помешаю?

— Конечно, нет, — сказала тетушка Йолан. — Присаживайтесь, господин Дубак.

На спинке стула висел серый китель Эгето.

— У вас гость? — спросил Дубак. — Все-таки я помешал! — Он взглянул на дверь, ведущую в комнату, ручка которой еще поворачивалась.

— Не-ет, — протянула женщина. — То есть… — добавила она в замешательстве.

Вдруг из комнаты донесся шум — это полетела на пол гладильная доска. Днем тетушка Йолан гладила и, как обычно, окончив глаженье, прислонила доску к косяку двери, а когда пришел Эгето, она попросту забыла о ней и не убрала на место. Стоило сделать в темноте один-единственный шаг, и человек неминуемо должен был на нее наткнуться.

— …то есть родственник! — быстро нашелся Йошка.

Воцарилась мучительная тишина. Эгето слышал каждое слово, произносимое в кухне; он стоял вплотную к двери, а на его ноге лежала гладильная доска.

«Неплохое начало», — подумал он и вышел в кухню.

— Ференц Ланг, — назвался он, обмениваясь рукопожатием с Лайошем Дубаком.

— Сколько процентов? — тут же осведомился гость.

— Сорок, — ответил Эгето. — Ведь я был ручным наборщиком. В Сербии…

— Осколок? — снова спросил Дубак.

Эгето кивнул.

— А я у Пьяве, — со слабой усмешкой сказал Дубак. — У меня контузия. Говорят, что я могу рассчитывать на двадцать пять процентов. Должен явиться в какое-то ведомство по опеке инвалидов войны.

Эгето кивнул. Женщина и мальчик в разговор не вступали, инстинктивно ощутив ту незримую связь, которая мгновенно возникла между этими двумя совершенно незнакомыми друг с другом людьми; в кухне чужой квартиры в какую-то долю секунды некий стремительный импульс передался от одного к другому, от человека с двумя оторванными пальцами к человеку с трясущейся от нервного шока головой, и теперь для этих двоих из всех проблем вселенной самой важной являлась одна: увечье обоих.

Все сели.

— Вы изволите быть из Будапешта? — поинтересовался Дубак.

Эгето промолчал.

— Нет, — вдруг сказала тетушка Йолан.

— Откуда же?

— Комитата Веспрем, — сообщил Эгето. — Из Кетхея.

— Одним словом, не из одного места, — улыбнулся Дубак, — а сразу из двух. А зачем изволили прибыть в Будапешт?

— Для исследования в госпитале.

— Вы серьезно больны?

— Еще не знаю, — ответил Эгето.

— Желудок? — Дубак с участием смотрел в изможденное лицо Эгето.

— Полагают, что печень, — сказал Эгето. — Мне нельзя подолгу ходить.

— Это у вас фамильная болезнь, — сказал Дубак. — Ведь и у господина Фюшпёка…

— Он не родственник мужа, — перебила тетушка Йолан.

Эгето предостерегающе кашлянул.

— Он мой двоюродный брат, — заключила тетушка Йолан. — Расскажите же, господин Дубак, как вам удалось вернуться домой.

— Боже мой, — пробормотал вдруг Дубак, — какой же я осел, сижу и болтаю тут всякий вздор… а господин Фюшпёк… — Он судорожно глотнул и умолк.