Командир 2-го батальона 152-го германского полка капитан Вебер описывал бой в районе Байонвилера: «Вплотную возле меня на дорогу выехало наше зенитное орудие на автомобиле. Мы видели, как люди устанавливали свой дальномер, и мы слышали, как офицер с полным спокойствием отдавал распоряжения; вскоре из одного танка показалось пламя. Овраг очень быстро покрылся дымом, причем нельзя было понять, откуда тот шел. Перед нами поднялась абсолютно непроницаемая для глаза стена. Под ее защитой противник продолжал свою атаку; прошло немного времени и из дыма стали выползать танки. Передние танки подошли на расстояние в 20–30 м. Дальше нельзя было держаться. Батальон, ввиду невозможности успешно бороться против танков, растаял. Он буквально разбежался».

Однако вплоть до перемирия германцы еще не раз демонстрировали «местные» примеры довольно действенной ПТО. Эффективность борьбы артиллерии с танками резко снижалась, когда танковые атаки производились под прикрытием естественного или искусственного тумана и в сопровождении стрелков и пулеметчиков, приводивших к молчанию выдвинутые вперед противотанковые орудия.

Явно сказывался недостаток инженерных заграждений. Примеры тому дали Камбрэ, Суассон, прорыв у Амьена 8 августа. Большинство заграждений требовало на их организацию немало времени и материалов. Так, германские саперы, кроме рвов, готовили надолбы в виде рельсов, вкопанных под наклоном 45° в сторону противника на расстоянии 1,5–2 м друг от друга. Иногда несколько рельсов скрепляли болтами, протягивали между ними проволоку. Использовали завалы из бревен, повозки с камнями, стенки из пней, залитые бетоном. Улицы селений в ряде мест перегораживали бетонными пирамидами, располагая их в шахматном порядке и усиливая рельсами. Но они нередко оказывались слишком редки для легких танков. Зато широкие британские тяжелые танки эффективно задерживались баррикадами на улицах и завалами в лесных просеках. Осенью 1918 г. у Сент-Этьен шоссе и железная дорога были перегорожены широким барьером из железобетонных столбов высотой 2,5–3 м и основанием примерно 2x2 м, соединенных прочным стальным тросом, на который даже подавали напряжение — препятствие более затратное, чем полезное.

В качестве противотанковых мин использовали фугасные артиллерийские снаряды, мины тяжелых минометов, снаряжая их нажимным взрывателем мгновенного действия. Снаряды зарывались вертикально или с наклоном в сторону противника, накрывались нажимной планкой, укрытой дерном. Поскольку считалось необходимым совершенно разрушить танк — а значит, обеспечить мощное фугасное действие, — предпочитали 24-см и 30-см снаряды.

Но минные заграждения часто оказывались слишком редки, и мощность фугасов оказывалась бесполезной. Так, лейтенант Кнапс, командир роты 97-го пехотного полка, рассказывал о бое 8 августа 1918 г. южнее Соммы: «Мой предшественник при передаче участка сказал мне, что они в последнее время слышали шум танковых моторов. Поэтому я тотчас же приказал саперам поставить 2 противотанковые мины на полевой дороге в 50 м впереди пулеметного взвода, а также на полевой дороге южнее хутора Гайи… Рано утром 8 августа… начался страшный ураганный огонь… Мимо пулеметного взвода прошел большой танк, который подошел с полевой дороги, не задев, к нашему несчастью, противотанковых мин». Это пытались как-то компенсировать, соединяя мины наложенными сверху поперечными брусками и дощечками так, чтобы танк обязательно нажал на брусок, а через него — на взрыватели одной-двух мин. С помощью артиллерийских снарядов минировали и проволочные заграждения («затаптывание» которых было одной из задач танков), используя взрыватель с выдергиваемой чекой. Применяли и мощные фугасы, вмещавшие до 50 кг бризантных ВВ. Опыт вскоре показал, что такие заряды излишни, поскольку для обездвиживания танка достаточно перебить гусеницу и разрушить пару катков, что достигалось зарядом около 1 кг. К тому же большие ямы под фугасы требовали больше времени и демаскировали минное поле — на аэрофотоснимках такие поля проявлялись в виде рядов точек. Мины из снарядов или изготавливавшиеся из подрывных зарядов непосредственно в войсках были малонадежны. Была срочно разработана и запущена в производство противотанковая мина с корпусом из просмоленного деревянного ящика размером 330x230x150 мм, снаряженная 3,6 кг пироксилина, со взрывателем нажимного действия или с чекой. Датчиком цели мог служить нажимной брусок. При использовании натяжного взрывателя от него протягивали проволоку к столбу (колу) проволочного забора так, чтобы при наезде танка на столб мина взрывалась под днищем танка. Были созданы и переносные быстро маскируемые противотанковые мины в виде плоских деревянных коробок размером примерно 250x205x50 мм, снаряжавшиеся стандартными шашками ВВ и снабжавшиеся рукояткой для переноски с пружинным креплением, так что рукоятка служила еще и нажимным датчиком цели. Усилие срабатывания было не более 45–50 кг, так что мина могла сработать и от наступания ногой. Эти мины окрашивали камуфляжной окраской, что должно было затруднить их обнаружение при быстрой открытой установке на грунт. 25–26 октября 1918 г. близ Виллер-ле-Сен шесть танков «Рено» подорвались на тщательно замаскированном свежем германском минном поле, а 30 октября в том же районе один «Рено» был выведен из строя переносной миной, уложенной в высокой траве. О значении минных полей свидетельствуют хотя бы британские опыты конца войны по созданию танка-тральщика.

Британские танкисты осматривают взятое в германских окопах однозарядное 13,3-мм противотанковое ружье «Маузер» (Tankgewehr 1918).

Стоит отметить появление уже в 1918 г. специальных противотанковых средств — противотанковой пушки, мины, ПТР, крупнокалиберного пулемета.

Система ПТО была неплохо продумана теоретически, однако объединение различных ее мероприятий и средств происходило скорее на бумаге, чем на практике. К тому же германским мероприятиям была присуща некоторая пассивность — они реагировали на события, но не пытались их предвидеть. Выработанная схема ПТО была пригодна для заблаговременно занятой обороны. В наступлении она не работала. Об этом свидетельствуют эпизоды весеннего германского наступления 1918 г. — скажем, беспомощность наступающих германских частей против контратаки семи британских Mk А «Уиппет» восточнее Каши 24 апреля 1918 г. (их действия против двух батальонов германской пехоты даже англичане описывали как «побоище») или французских «Рено» FT у леса Рец (близ Виллер-Котере) в мае-июне.

Стоит отметить, что весеннее германское наступление 1918 г. показало и неготовность союзников к борьбе с германскими танками. Видимо, успокоенные своим «первенством» в применении танков, англичане и французы почти не занимались проблемами ПТО. В 1918 г. крайне немногочисленные германские танки часто успевали продвинуться весьма глубоко, прежде чем на них реагировала артиллерия союзников. Пехота же союзников оказывалась совершенно беспомощна, хотя британской пехоте в 1918 г. и предлагалось использовать против танков, например, ружейные гранаты. Во Франции к концу войны в рамках формирования траншейной артиллерии сформировали противотанковую артиллерию (D.C.T.) в составе нескольких отдельных батарей, но сразу по окончании войны ее ликвидировали. Британские инженеры после появления германских танков весной 1918 г. разработали противотанковую мину, снаряженную зарядом в 6,35 кг, так же как и в германских минах, набранным из стандартных пироксилиновых шашек, с нажимной крышкой, связанной с рычагом, инициировавшим детонатор.

Борьбу с бронесилами рейхсверу приходилось вести и на русско-германском фронте. Он был более растянут, менее плотно «населен» войсками и огневыми средствами, оставляя больше места для действий бронеавтомобилей, чем на Западе. Это способствовало тому, что на протяжении всей мировой войны русская армия применяла бронеавтомобили намного активнее своих союзников и противников. Причем применяла прежде всего как боевое средство. Хотя «боевые выезды» бронеавтомобилей имели лишь местное тактическое значение, они заставляли противника применять меры обороны — стрельба бронебойными пулями, обстрел из полевых орудий, завалы и баррикады на дорогах.

О роли различных средств в системе ПТО можно судить по распределению потерь французских танков в период с 18 июля по 11 ноября 1918 г., т. е. в последние четыре месяца войны, когда и танки применялись в большом количестве и часто, и различные средства ПТО в рейхсвере были в наличии:

1) от артиллерийского огня — 301 танк «Шнейдер» и «Сен-Шамон», 356 «Рено» FT;

2) от противотанковых мин — 3 танка «Шнейдер», 13 «Рено» FT;

3) от оружия пехоты — 3 «Шнейдер», один «Рено» FT;

4) по неизвестным причинам — один «Шнейдер», 70 «Рено» FT.

До 98 % боевых потерь танки союзников в ходе Первой мировой войны понесли от огня артиллерии (речь идет именно о боевых потерях, без учета потерь из-за технических неисправностей). Инженерные же боеприпасы, противотанковые средства ближнего боя находились еще в периоде младенчества.

Французский подполковник Перре приводил такие сравнительные данные о потерях британских и французских танковых сил: