- Вам кажется, что этого мало? – задиристо проблеял все тот же тенорок.

 - Бог ответил бы вам: "Не пойдёт это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими". –

А что, - подумал бывший вожак 'заводских', - все так и было бы, вздумай Господь вдруг расщедриться на манну небесную. Всегда найдутся крутые пацаны, которым больше всех надо. А уж лохов-то почистить, так ведь святое дело! Стоп, а почему это Румата моим голосом говорит? Или это я, а не Румата? А, ладно - пофиг! Так, а доцент чего?

 - Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.

Во, правильно! В натуре коммунист, одно слово. Жестоких правителей к стенке, и колбасы всем! Нормальный ход. Многие бы подписались. Да и подписывались уже, в семнадцатом... Ага, а я ему чего в ответ говорю?

 - Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.

Епрст! Это что же - это я такое сказал? Это же барон мне про жестокость втюхивал. А теперь и я за ним? О, дела... Ну, теперь одна надежда на Доцента. Может он со своим коммунизмом чего дельное придумает. Давай, доцент, жги!

 - Накажи жестоких, чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.

Ай, молодца, Викторович! Так их!

Да мы сейчас с тобой этот мир в бараний рог свернем. Чтобы это... Чтоб никакой больше жестокости. Мы жестоким-то покажем, где раки зимуют! Да они еще сами с обрыва прыгать будут, чтобы быстро и безболезненно... Стоп-стоп-стоп! А я что же? Еще, что ли сейчас говорить буду? Да ну его нахрен, мы же с Доцентом уже все решили - мочить козлов, чтобы неповадно!

Да не буду я это говорить, не хочу...
– Вот только голос, его же собственный голос, и не думал останавливаться, предательски выбивая из господина Дрона последнюю надежду.

 - Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придётся карать всех, а я не хочу этого...

Вот так, значит?
– лениво колыхался студень угасающего рассудка.
– Мы с Доцентом, стало быть, заламываем всех жестоких из сильных. Которые все под себя подгребают, а народу - хрен на постном масле. Всех этих гребаных де Донзи! Мол, ребята, коммунизм! Счастья всем, досыта, и пусть никто не уйдет обиженным. А тут из толпы ребят выскакивают маленькие такие дедонзишечки, мол, здрасьте, мы теперь тут, среди бывших слабых, главные. Новое, стало быть, начальство. Ну-ка, быстро, карманчики вывернули! И, кто не спрятался, мы не виноваты. Пожалте расстреливаться...

Господи-и-и! Что же за скотину ты сотвори-и-л!

Сквозь слегка расступившееся марево вновь проступила кривляющаяся физиономия барона. Он по-прежнему что-то говорил, кривил губы, размахивал руками. Изо рта время от времени выскакивал раздвоенный змеиный язычок, ехидно помахивал господину Дрону и прятался обратно. Тело барона извивалось теперь уже вполне видимыми кольцами - мощными, гибкими, смертельно опасными, но по-своему красивыми.

Как-то незаметно к баронской физиономии добавилась еще парочка.
– А, да это же Меркадье с Доцентом!
– Парочка приятелей языков никому не казала и организмы свои кольцами не выкручивала. Однако выглядела все же подозрительно. Оба открывали рот - то вместе, то по переменке - но слышно опять-таки ничего не было. Ладно, ребята, что-то я устал сегодня, - подумал утомившийся депутат и попытался зевнуть. Вся троица тут же послушно исчезла. А вместе с ними исчезли и стол, и потолок трапезной.

Да и вообще все.

***

Пробуждение началось со ставшего уже привычным голоса. Никак, опять оруженосец Ричарда пожаловал? Он чего-то требовал, настаивал, а другой голос ему активно возражал. 'Это что же, он теперь каждое утро ко мне ходить повадится?' - недовольно подумал господин Дрон.
– 'Интересно кто это тут того поца укорачивает?'

– У мессира Серджио был удар, - сердито брюзжал второй голос.
– Я пустил ему кровь, поставил пиявок и дал выпить отвары. Мессиру сейчас лучше, но ему нужен покой. Никаких визитов, никаких гостей, лежать в постели еще два дня, как минимум. И лишь потом потихонечку можно вставать...

– Как же так, - недоумевал голос оруженосца, ведь мессира приглашает сама государыня, Алиенора Аквитанская, матушка короля Ричарда!

– А вот и так!
– возражал брюзжащий.
– Хоть ангел господень на страшном суде! Мессир останется в постели, если имя Шешета бен Ицхак Бенвенисти еще хоть что-то значит в этом мире!

Голоса стихли, и господин Дрон опять начал было засыпать. Правда, с этим что-то не очень ладилось. Мыслей в голове не было никаких, но и уснуть не получалось. Так, лежал, пропускал через себя какие-то доносящиеся снаружи звуки, вдыхал запахи.

Как вдруг чья-то сухая, теплая и легкая, как пух, ладонь легла ему на голову...

ГЛАВА 3

в которой Алиенора Аквитанская предсказывает господину Дрону встречу

со знатной незнакомкой; сам господин Дрон рассуждает о храбрости

и трусости, после чего отправляется с посольством в Венецию;

 господин Гольдберг составляет для короля Ричарду карту