Шрифт:
Он гордится нами, подумала она. Хочет показать своим коллегам, чего добился в жизни. Все это кажется ему очень важным. Все у нас будет хорошо.
На своем участке, по ту сторону живой изгороди, ходил Вильгельм Гопкинс. Он был чем-то занят. Анника не видела, чем именно, но было такое впечатление, что Гопкинс пытается сдвинуть с места какой-то тяжелый предмет.
«Его, наверное, просто раздирает от любопытства, — подумала Анника. — Бьюсь об заклад, ему страшно хочется узнать, кто наши гости».
Жены двоих гостей с Анникой разговаривали мало. Обеим было немного за сорок, одеты они были в модные юбки до колена и носили тщательно подобранные украшения. Обе были стройны почти до худобы, а редкие волосы требовали дорогих причесок и тщательного ухода. Сейчас они шли позади мужчин и болтали, отпивая вино из бокалов и оглядывая участок. У обеих были дети-подростки, которые сейчас или находились дома, в городе, или шатались где-нибудь с друзьями.
«Неужели я когда-нибудь стану такой же, как они? — подумала Анника. — Буду до конца своих дней пить охлажденное белое вино на загородных участках?»
От этой мысли по спине почему-то пробежал неприятный холодок.
Суп Анника подала на террасе и сразу же поняла, что ухитрилась его не испортить. Он был в меру соленый, отдавал укропом, а майонез приятно таял во рту. Хлеб немного пригорел, но это не катастрофа.
— Итак, еще раз ваше здоровье! — сказал Томас. — Bon app'etit!
Голодные гости набросились на еду и некоторое время ели молча. Теплый ветерок был напоен ароматом сирени.
— Есть еще, не стесняйтесь, — сказала Анника, и гости попросили добавки.
Мужчины оживились, заговорили громче, обсуждая коллег по работе, провальные предложения и упрямство законодательного совета. Теперь, когда немного подвыпили, мужчины стали действительно весьма интересными.
— Ты ведь журналист? — спросил Ларссон, наполняя бокалы.
— Нет, нет, спасибо, — отказалась Анника. — Да, я корреспондент «Квельспрессен».
— О чем ты пишешь? — спросила фру Ларссон.
— Главным образом о насилии. и политике, — ответила Анника, играя бокалом.
— В самом деле? — снова заговорил Ларссон. — Может быть, тебе стоит поработать у нас?
Анника поставила бокал на стол.
— Ты хочешь сказать, что и вы, и мы бесцеремонно вторгаемся в частную жизнь людей?
— А что? Вы полощете и развешиваете их на первых полосах, а мы отправляем их в тюрьму, — сказал Джимми Халениус.
Анника, к собственному изумлению, не смогла удержаться от смеха.
— Давайте за это и выпьем, — торопливо предложил Томас.
Они чокнулись, и Анника, глядя поверх своего бокала заметила, что Томас облегченно вздохнул. Он был явно не уверен, что жена не испортит вечер и беседу.
В следующий момент Вильгельм Гопкинс завел свою газонокосилку. Это был не изящный, легкий современный электрический аппарат, а монстр с бензиновым двигателем, грохотавший, как камнедробилка. От этого грохота во всем поселке задребезжали стекла.
— Не верю своим ушам! — воскликнула Анника.
— Что?! — крикнул ей в ухо Джимми Халениус.
С нарочитой медлительностью сосед возил свою древнюю газонокосилку вдоль живой изгороди в десяти метрах от террасы, на которой ужинали гости.
— Он всегда так себя ведет?! — прокричал статс-секретарь.
— Нет, — ответила Аннике, — но он меня в общем-то не удивил.
Джимми Халениус изумленно воззрился на видневшийся сквозь листву силуэт соседа.
— Он не шутит! — крикнул он на ухо Анника.
Через несколько секунд в нос им ударила гарь отработанного топлива. Анника закашляла и зажала ладонью нос. На чем работает эта штука — на сырой нефти?
Томас встал и подошел к Аннике.
— Так дело не пойдет, — сказал он ей на ухо. — Надо перейти в дом.
Анника кивнула, взяла свою тарелку, бокал, салфетку и встала, жестом предложив гостям последовать ее примеру. Они перешли в столовую, стараясь не разбить фарфор, доставшийся Томасу в наследство от дедушки.
Анника закрыла дверь террасы, но звук газонокосилки все равно проникал в дом.
— Он немного эксцентричен, наш сосед, — извиняющимся тоном произнес Томас.
— Наш дом построен на участке, который раньше был частью общественной земли, — стала объяснять Анника. — И этот сосед до сих пор не может смириться с тем, что совет Дандерюда продал участок вместе с правом его застройки. Сосед же искренне считает, что до сих пор имеет на него право.